Самую протяженную границу Украины с ЕС — румынскую — с момента полномасштабного вторжения РФ пересекли более миллиона беженцев. И хотя для большинства Румыния стала пунктом транзита на запад и север Европы, а также в Америку и Израиль, те украинцы, которые предпочли остаться в этой прежде не слишком знакомой им стране, рады своему выбору.
— Сейчас трудно в это поверить, но еще полгода назад никто в нашей семье почти ничего о Румынии не знал. Известно было лишь, что Чаушеску когда-то довел страну до полного разорения, был свергнут и тут же казнен, вот и все. Никогда мы даже не рассматривали Румынию как место летнего отдыха, хотя за границу ездили часто, в том числе и в соседнюю Венгрию. Не бывал здесь и мой сын, хотя именно он, IT-специалист с профессиональными контактами по всему свету, в итоге нас сюда и привез, — рассказывает шестидесятилетний Валерий, инженер-авиационщик из Харькова. — И оказалось, что тут фантастическая природа, хорошие дороги, развитая инфраструктура, а главное — удивительно отзывчивые люди! Конечно, языковой барьер сильно мешает, стараемся его как-то преодолеть, ходим на уроки. Хотя румынское слово «рэзбой» (война) мы усвоили в первый же день без всяких уроков, очень уж оно созвучно тому, что творят россияне у нас в Украине…
— Пусть не стесняются! Пусть говорят, как умеют, мы постараемся понять, — вмешивается сельский лесник Петрикэ. — Мы ведь тоже не знаем ни украинского, ни русского… Но как только вот они вышли из машины, я сразу подошел и говорю: «Будьте у нас как дома! Путин — Гитлер!» Не уверен, что начало фразы было понято, но ее конец уж точно! И мы тут же подружились.
В просторном доме с середины марта живут Валерий и его жена Наталья. Хозяйка — известный в стране человек, прокурор Национального антикоррупционного комитета (DNA) Лаура Штефан, — предложила беженцам выбор: часть квартиры в столице либо деревенский дом, куда ее семья иногда приезжает на выходные. Село Рикиш, где стоит двухсотлетний дом Лауры, расположено в сердце Трансильвании. До столицы области, Сибиу, отсюда 70 км. И всего 20 — до районного центра Медьяш, где сегодня проживает чуть ли не рекордное для сорокатысячного города в глубинке число беженцев из Украины — более двухсот человек, передает «Радио Свобода».
Дважды в неделю почти все они встречаются на языковых курсах, организованных группой местных волонтеров при спонсорской поддержке нескольких фирм. За единичными исключениями никогда прежде эти беженцы в Румынии не бывали. Преподает им румынский Юлия Батеха, в прошлом харьковчанка, десять лет живущая в Румынии.
— Румынский не из списка языков, предлагавшихся большинством школьных или вузовских программ в Украине, за исключением Буковины, — говорит Юлия. — Когда я решила его выучить, моя мотивация была довольно экзотичной: мне хотелось узнать, о чем пела любимая группа из Молдовы «Здоб ши Здуб». Я обнаружила, что во втором по величине городе Украины найти учебники румынского невозможно. Я начала с учебников, изданных в Молдове, часто бывала в Кишиневе, потом приехала в Бухарест, пожила там несколько лет — и вот я здесь, в этой трансильванской долине… Но, кстати, и средний румын на удивление мало знает об Украине. Один из частых вопросов: «Где находится Харьков?» Про Черновцы, понятно, известно каждому, как и про Одессу: эти города фигурируют в румынской истории. Ясно, что знают еще про Киев. Но уже севернее и восточнее Киева в массовом румынском сознании чуть ли не сразу начинается «русская Сибирь»… Украинцы и румыны как те нелюбопытные соседи, что десятилетиями не заглядывали за забор, но вот пришла беда, и они — то есть мы — мгновенно сдружились, знакомясь на ходу.
С Юлией согласна одна из ее учениц, Инна Кожухар из Винницы.
— Я, наверное, единственная украинка в Медьяше, успевшая в свое время тут побывать. Пару лет назад мы с мужем отправились в велотур по трем странам и объездили часть Румынии. И я хорошо помню, как везде нас расспрашивали об Украине. Выручало то, что мы оба говорим по-английски, а с английским в здешних городах проблем никаких. Мой муж родом из приграничного с Молдовой села, а на воинском кладбище в румынских Яссах похоронен его прадед. Но родственников в Румынии у нас нет. Наш выбор был вполне спонтанным — и очень быстрым: ракетные удары по винницкому аэродрому нанесли в первые часы после вторжения. Паники в городе не было, но мы решили, что детей нужно увезти, — и мне удалось это сделать на третий день. Муж, понятно, остался. Вся его IT-компания занята теперь отражением российских кибератак. Ну и Винница находится не так далеко от Буковины, где румынская граница. Однажды я уже ездила отсюда повидать мужа… из Испании или Ирландии это было бы намного сложнее.
— При общении, конечно, выручают живущие в Румынии уроженцы Молдовы. Многие из них стали волонтерами с первых дней, — говорит Катринель Кирьяк-Хеммерт, совладелица семейного гостиничного бизнеса в селе Рикиш и гражданский активист. — Все они владеют русским языком, а выходцы из Северной Буковины еще и украинским. Но в двадцатимиллионной Румынии это несколько десятков тысяч человек, к тому же сконцентрированных в столице, в крупных городах и на востоке страны. В нашей округе таких единицы. Поэтому то, что жизнь беженцев в Медьяше так хорошо организована, — очень успешная история.
Статистика беженского наплыва в Румынию пока не слишком точна: безвизовый въезд в ЕС дает гражданам Украины право трехмесячного пребывания в любой из его стран без какой-либо регистрации. Кроме того, ввиду длинных очередей на КПП уже во второй декаде марта при разработке рамочного положения о беженцах из Украины румынское правительство приняло рациональное решение: статус гуманитарной защиты необязательно оформлять на границе (как практикуется, например, в Польше). Сделать это можно, уже находясь в стране, в любой удобный момент в течение первых трех месяцев пребывания. Поэтому часть прибывших в Румынию украинцев этим статусом пока не располагают.
По данным национальной пограничной службы на 23 мая, в Румынию въехали 1003246 украинцев. Анализируя цифры из разных источников, можно с большой долей вероятности предположить, что сейчас в стране находится не более 100 тыс. беженцев из Украины, как получивших соответствующий статус, так и пока за ним не обращавшихся. Гуманитарная защита в Румынии предусмотрена не только для украинцев, но и для граждан третьих стран и лиц без гражданства, имевших на 24 февраля документально подтвержденное жительство в Украине. Срок действия гуманитарной защиты — один год, с возможностью дальнейшего продления на полгода. Его обладателям, в частности, гарантировано бесплатное медицинское обслуживание.
Беженцам разрешали пересечь границу не только по загранпаспортам, но и по внутриукраинским документам либо их копиям, а в отдельных случаях (например, дети или сопровождающие члены семей) — и вовсе без документов.
— Конкретно нам это очень помогло, — говорит Инна Кожухар. — Когда мы уже собрались уехать, обнаружилось, что паспорт на имя младшего ребенка мы не успели оформить. Побежали в паспортный отдел, где наше заявление тут же вбили в базу данных, но через пару минут вся их компьютерная система «легла», и нас предупредили, что в такой ситуации ожидание может затянуться до месяца. Но обошлось: румынские пограничники отнеслись к нам с пониманием.
В конце апреля много говорилось о вероятности кризиса в Приднестровье, а в Румынию усилился поток беженцев-одесситов. Оттуда их вывозили, в частности, представители румынского Красного Креста, что не давало покоя российской пропаганде. Помощник премьер-министра и координатор по вопросам гуманитарной помощи Мадалина Турза тогда в интервью изданию Insider заявила: «Мы готовы принимать и по 300 тысяч человек в день».
Однако широкие политические жесты слабо подкреплены экономическим участием государства. Да, румынские железные дороги одними из первых в Европе отменили плату за перемещения беженцев внутри страны. Но для расселения украинцев из госсобственности не выделено сколько-нибудь заметных жилых пространств. Практически все беженцы продолжают жить в частном секторе, нередко в одной квартире с хозяевами. Правда, в основном бесплатно. Никаких государственных пособий беженцы в Румынии не получают — но могут, если соответствуют определенным критериям (не особо строгим), обратиться за таковыми в румынский Красный Крест. Величина пособия — 110 евро на человека в течение трех месяцев.
В конце мая была запущена специальная компенсационная госпрограмма, известная под названием «50+20». Суть ее в том, что каждый радушный хозяин вправе подать в свой муниципалитет сведения о сроке проживания в его или ее квартире или доме беженцев. И получить за каждый день их пребывания по 50 румынских леев (около 10 евро) на покрытие коммунальных расходов плюс фиксированные 20 леев суточных — при любом числе гостей.
— На практике программа «50+20» не вполне справедлива, — поясняет Катринель Кирьяк-Хеммерт. — Заявки на компенсацию принимают лишь у тех, кто записан владельцем дома или квартиры — или официальным съемщиком муниципального жилья. Но если оно записано, скажем, на брата, а тот, чего доброго, живет за границей и приехать не может, фактические хозяева, приютившие беженцев, не получат ни гроша. Точно так же это не работает и с недвижимостью, принадлежащей юрлицам. Например, мои знакомые, владеющие большим отелем в приморской Констанце, на весь апрель и май целиком заселили его беженцами из Одессы. На полном пансионе, с трехразовым питанием. Но поскольку отель — собственность компании, никакой компенсации не последовало.
Точка зрения столичного активиста Даны Попеску еще более радикальная.
— Общественные волонтеры более двух месяцев дежурили на Северном вокзале Бухареста, днем и ночью встречая и направляя по квартирам украинцев, как вдруг объявились официальные лица и начали объяснять, как нужно «правильно» работать. Смешно! Чем меньше наши сонные чиновники будут вмешиваться, тем лучше для всех. Открыли беженцам двери, и на том спасибо, остальное сделаем мы. Да гори эти 70 леев синим огнем! Как раньше справлялись, так справимся и дальше. Да, какие-то волонтеры выгорают, какие-то спонсоры выдыхаются. Но на их место тут же приходят другие.
— А мне вот румынская бюрократия очень даже нравится, — говорит Светлана Маринская, беженка из Мариуполя, — она такая ненавязчивая! Процедур минимум, никто особо не напрягается и других не напрягает — не то что в Германии, где теперь мои друзья. Их там то и дело дергают: заполните то, предъявите это. Да, им выдают государственные пособия. Но лично мне психологически проще получать поддержку от конкретных людей, таких как я. Пусть небольшую, зато от всего сердца. А главное, без стресса: нам его хватило в Украине!
Реакция гражданского общества на вторжение в Украину была молниеносной. Основанная в 2017 г. Коалиция за права мигрантов и беженцев (CDMIR), объединяющая десятки НПО, уже в полдень 24 февраля обратилась к правительству с просьбой о содействии в организации приема беженцев на пограничных КПП. При офисе премьер-министра был создан Координационный совет, куда вошли представители неправительственных организаций.
Совместно с международными организациями — в частности, с Агентством ООН по делам беженцев (UNHCR) — неправительственная ассоциация Code for Romania создала информационно-координационную платформу на четырех языках dopomoha.ro. В UNHCR также можно получить материальную помощь. Размеры (568 леев в месяц), продолжительность выплат и критерии в целом те же, что и у румынского Красного Креста.
Независимо от действий правительства общественные организации и индивидуальные активисты быстро создали разветвленную сеть приема и поддержки беженцев. Первые отряды волонтеров появились в считанные часы после начала российской агрессии. Затем что ни день в соцсетях создавались все новые группы, а курсировавшие на КПП и забиравшие оттуда украинцев работники НПО и частные волонтеры подробно отчитывались о проделанном в фейсбуке. Там же искали — и быстро находили — желающих разместить беженцев у себя, организовывали сбор денег и вещей.
— Ясно, что желающих поселиться в нашей глуши оказалось мало: украинцы предпочитали города, там проще найти работу или открыть бизнес, — рассказывает Катринель Кирьяк-Хеммерт. — Поэтому лучшее, что могла сделать я, была координация. Со времен работы в столичной пиар-индустрии у меня сохранились самые разнообразные связи. Целыми днями я отвечала на звонки и эсэмэски, сама писала и звонила всем подряд, от провинциального водителя микроавтобуса до экс-министра. И самым невероятным было то, что ни разу я не услыхала ничего вроде «позвони через пару дней, я страшно занят(а)». Все немедленно откликались. Многих беженцев удалось расселить по частным квартирам и отелям, кого-то отправить на сложную операцию во Франкфурт, кому-то собрать денег на вывоз родных из Украины.
Языковые курсы в маленьком Медьяше работали уже в апреле. А доступная онлайн телешкола для украинцев, созданная госканалом TVR, стартовала только в мае. Подобных примеров опережения государственных начинаний общественными инициативами в Румынии немало.
— Кроме гражданских и благотворительных организаций, беженцам активно помогают и люди бизнеса, — говорит Юлия Батеха, — но ошибочно думать, что чем крупнее фирма, тем заметнее помощь. Самыми «долгоиграющими» спонсорами показали себя средние предприятия — строительные, промышленные. Часто одних сменяют другие, но в целом наиболее безотказными оказались именно они. И, конечно, религиозные конфессии. Наряду с православной очень активна и лютеранская церковь — неважно, что среди украинских беженцев нет лютеран. Каждое воскресенье в самой заметной исторической церкви Медьяша — св. Маргариты — молитва за Украину. Органист Эдит Тот предложила бесплатные уроки музыки для детей, и они продолжаются второй месяц. Немецкий демократический форум, объединяющий сохранившееся здесь германоязычное население, предложил украинцам размещение в своем здании, и кое-кто до сих пор там живет.
— Никогда прежде я не встречала таких душевных людей, как тут, — говорит киевлянка Алена Приходько. С ней согласны и остальные беженцы, с которыми удалось поговорить. Но практически никому из них, да и многим румынам, неизвестно, что подобный опыт в истории этой страны уже имел место. И длился пять лет.
Когда 17 сентября 1939 г. в тогда еще нейтральной и граничившей с Польшей Румынии узнали о нападении СССР на соседнюю страну, переход через границу открыли для всех желающих, как с документами, так и без них. Меньше чем за сутки в Румынию успели бежать около 70 тыс. поляков, штатских и военных, в том числе тогдашнее правительство погибавшей Второй Речи Посполитой. До начала войны обе страны связывали союзнические отношения, но осенью 1939 г. все стремительно менялось. По мере сближения фашистского правительства Румынии с Третьим рейхом, напавшим на Польшу несколько раньше, 1 сентября, становилось ясно, что польское руководство не может оставаться в Бухаресте. Оно переместилось в Париж, а затем в Лондон. Самым же парадоксальным было то, что, хотя усилиями нового союзника Румынии, Гитлера (как и Сталина), польское государство исчезло с карты Европы, беженцев, остававшихся в Румынии, до самого конца войны официально продолжали считать польским гражданами. Наличие, пусть и теоретическое, такого государства не оспаривалось. Это позволило гражданской части польской диаспоры пережить войну в относительной безопасности.
Положение польских военных, интернированных в лагеря на юге Румынии, было более шатким: Берлин настаивал на их выдаче. Но Бухарест не спешил это делать, закрывая глаза на массовые побеги интернированных на Запад, — пока, наконец, не оказался принужден сдать последних 1500 польских солдат и офицеров в немецкий плен. Но никто из гражданских лиц, в том числе и евреев, Рейху выдан не был. Каким бы ни было отношение румынского общества к союзу с Гитлером и участию в агрессии против СССР, война в Европе массового энтузиазма не вызывала, и врагами поляков в Румынии определенно не считали. Тогда, как и сейчас, гражданские беженцы жили под одним кровом с приютившими их людьми и многие семьи затем остались друзьями на несколько поколений. Знали ли они осенью 1939 г., насколько долгой окажется война?
Увы, никто этого не знает и сейчас. Но исторический опыт беженства подсказывает: ожидание на чемоданах — не самое продуктивное занятие. В решительном большинстве украинцы хотят вернуться домой — даже если от их домов ничего не осталось. Но пока возвращаются очень немногие, большинство стараются освоиться на новом месте.
В Бухаресте и Яссах, в Брашове и Тимишоаре появились не только украинские школы и детские сады, но и малые украинские предприятия, работающие на местного потребителя: строительно-монтажные, авторемонтные, парикмахерские и прочие. Специально созданная интернет-платформа помогает беженцам сориентироваться на румынском рынке труда. У языковых курсов стойкая популярность, а некоторые украинцы намерены продолжить образование в румынских университетах. В интервью новостному агентству Agerpress министр труда Маркус Будай сообщил, что на начало лета его ведомство располагало данными о 2919 беженцах, нашедших работу на румынских предприятиях. Среди них и Валерий, устроившийся рабочим в небольшую строительную фирму в Медьяше.
Есть и впечатляющие истории успеха. Ксения Турбинска, дизайнер интерьеров из Днепра, не успев и недели прожить в Бухаресте, нашла работу по специальности в архитектурном бюро Piano Terra. В большом, иллюстрированном работами Ксении интервью изданию b365 проектировщица уверяет, что, хотя cчитает случившееся с ней чем-то вроде чуда, в готовности ежедневно и массово помогать украинским беженцам жители Бухареста не видят ничего особенного. А шеф Piano Terra дизайнер Алина Вилку призналась, что, спросив однажды, как ее коллега чувствует себя в новых условиях, в ответ услышала: «Здесь рай, настоящий рай!»
