Широкое значение сражения за Херсон — Строительный портал ПрофиДОМ

Украинское наступление в Херсонской области не станет переломным моментом оперативно-тактического уровня в прямом смысле слова, но значение Херсона зависит от общего сигнала, который посылают эти бои: неудача Украины исчерпает кредит доверия Киеву на Западе, а поражение Москвы приведет к резкому росту недовольства войной в самой России, считает эксперт по коммуникации Ильмар Рааг.

В 1979 г. английский военный историк Майкл Ховард опубликовал ставшую уже классической статью «Забытые сферы стратегии», в которой он отметил, что в последний раз судьба войны решалась на поле боя во время наполеоновских войн. В дальнейшем все более важную роль играл более широкий контекст войны, будь то технологическое превосходство, более мощный тыл или готовность общества поддерживать военные усилия армии. Здесь также следует упомянуть об усталости от войны, которая в истории неоднократно играла решающую роль.
Например, начало войн часто сопровождается общим подъемом патриотизма, но затяжные войны часто приводили к смене политического руководства государств.
Во время Первой мировой войны непопулярность войны привела к революциям в России, Германии и Австро-Венгрии. Из последующей истории можно вспомнить, что армия США не проиграла ни одного важного сражения во Вьетнаме, но поскольку война стала очень непопулярна в Америке, Ричард Никсон пообещал во время выборов, что вернет парней домой. Это также определило судьбу военной кампании США. То же самое произошло с Ираком и Афганистаном, где военные усилия были прекращены в основном из-за непопулярности войны в Америке, а не из-за прямого давления талибов на американские силы.
В Украине тоже есть конфликт силы воли, где каждый день на поле боя гибнут сотни мужчин, но исход войны фактически решается в далеком тылу.
С одной стороны, ясно, что украинская армия держится в военном отношении только благодаря помощи, которую она получает с Запада. Это хорошо понимает и Путин, который действует в надежде на то, что западные общества не выдержат долгосрочного топливного кризиса и через какое-то время Запад сдастся точно так же, как он уступил победу в Ираке, Афганистане и, на самом деле, в Сирии. С другой стороны, российское общество в настоящее время тоже находится под усиливающимся давлением, и речь идет не только о санкциях.
Задумаемся, почему Путин до сих пор не объявил мобилизацию. Напомним, что до 24 февраля многие аналитики не верили в возможность войны, поскольку, согласно общей доктрине, у русских вообще не было достаточного количества людей для успешного проведения военной операции против Украины.
Позже выяснилось, что российский план как раз и предполагал, что конвенциональной войны не будет, потому что Украина должна была развалиться в первые дни войны и все должно было произойти так же быстро, как в Грузии в 2008 г. Однако вышло иначе, и российская армия вновь сталкивается с правилами конвенциальной войны. И снова, в первую очередь у военных блогеров из числа русских националистов, звучит вопрос: почему до сих пор не объявлена мобилизация? Ведь всем ясно, что военнослужащих не хватает.
Один из возможных ответов состоит в том, что Путин опасается распространения антивоенных настроений в России. Несмотря на железную хватку российской государственной медиа-империи, Кремль хорошо помнит, что в 2018 г. по всей России прошли протесты против пенсионной реформы, и в то время рейтинг популярности Путина значительно упал — на 20-30%. В июле 2018 г. за Путина на президентских выборах проголосовали бы только 49% избирателей.
Некоторым западным политикам это могло бы показаться хорошим результатом, но для Путина это прозвучало тревожным звонком. Все последующее показало, что Путин в поисках популярности вернулся к лозунгам русских националистов. И как бы в ответ на эту политику различные опросы в конце марта утверждали, что 70-80% населения поддерживает «специальную военную операцию» России в Украине. Популярность Путина вернулась к своему обычному уровню.
Даже если не всегда верить исследованиям, проведенным в России, этот показатель соответствовал, например, аналогичным цифрам в США в начале войн во Вьетнаме и Афганистане. И все же социология войны гласит, что такой высокий рейтинг популярности не может быть устойчивым.
Социология войны — вообще странная вещь, потому что она показывает, что общество на самом деле ведет себя не так, как можно было бы предположить по публикациям в прессе. Пресса всегда выставляет на первый план меньшинства и крайности, а социологический анализ в то же время свидетельствует о том, что большинство населения воздерживается от крайностей в поведении.
Возьмем простой пример. Во время Второй мировой войны около 100 тыс. эстонцев сражались в рядах немецкой, финской и советской армий. Это 10% населения Эстонии. Следовательно, остальные 90% эстонцев одновременно занимались чем-то другим. Наверное, просто пытались выжить.
Об этом феномене подробно писал, например, французский теоретик антипартизанской борьбы Давид Галула еще в 1960-х гг. Галула отметил, что во время борьбы за освобождение Алжира большинство населения фактически сохраняло нейтралитет. Следовательно, в социологическом смысле война никогда не ведется против всего народа, а лишь против какой-то радикальной его части.
Мао Цзэдун в своей теории революции выдвинул предположение, что если революционная нация сможет включить в себя 15% населения, то этого достаточно, чтобы силой захватить власть в обществе, но в то же время необходимо следить за тем, чтобы массы оставались нейтральными и не ускользнули на противоположную сторону. В какой-то момент это просто вопрос цифр, потому что есть большая разница между миллионом и десятью миллионами протестующих.
Как за это время изменились настроения в России? 20 июля несколько украинских источников, в том числе Алексей Арестович, сообщили, что украинская разведка завладела недавним исследованием, которое Кремль делал только для внутреннего использования. Согласно этому опросу, проведенному через четыре месяца после начала войны, 30% россиян хотели продолжения войны в любом случае, 25% были согласны с этим при определенных условиях, 28% затруднились с ответом, а остальные были против. По сравнению с концом марта поддержка уже снизилась примерно на 30%.
Конечно, этому исследованию тоже нельзя до конца верить, ибо не совсем понятна подоплека этой информации, но она совпадает с общими тенденциями поведения обществ во время войны.
Если к этому добавить схему формирования и мобилизации российских частей, когда стараются щадить население российских мегаполисов, используя в качестве пушечного мяса более бедные социально-демографические группы с периферии, то здесь очень четко просматривается страх Кремля перед возможным ростом антивоенных настроений. Вспоминая настроения периода первой чеченской войны, можно предположить, что котел недовольства потихоньку начинает закипать.
На первый взгляд кажется, что российское общество сейчас не находится в состоянии хаоса. Подконтрольные государству СМИ делают все возможное, чтобы люди не думали о войне, но это может быть затишьем перед бурей. Поскольку разрыв между реальностью, представленной в СМИ, и реальностью, воспринимаемой людьми, все больше увеличивается, все зависит от какого-то события-триггера, и им может стать взятие украинской армией Херсона.
Начавшееся в настоящее время украинское наступление в Херсонской области не станет поворотным моментом оперативно-тактического уровня в прямом смысле слова, но значение Херсона зависит от более общего сигнала, который посылают эти бои.
Если украинцам не удастся отбить Херсон в ближайшие два месяца, то будет исчерпан кредит доверия, который они получили от Запада. Западным обществам нужно по-своему циничное переживание успеха, потому что иначе они не будут видеть смысла в жертвах, приносимых в энергетической войне. Не исключено, что и внутри Украины неудача в Херсоне приведет к готовности смириться с невыгодным перемирием.
Однако если Россия потеряет Херсон как единственный областной центр, который ей удалось захватить за пять месяцев, то резко вырастет вероятность того, что по поддержке россиянами «специальной военной операции» также будет нанесен очень сильный удар. А в связи с этим возникает следующий очень важный вопрос: «Как Кремль будет реагировать на ситуацию, когда война станет непопулярной, а военное поражение на украинской территории станет вероятным?»