Северодонецк все еще может стать вторым Мариуполем — Строительный портал ПрофиДОМ

Грозит ли Северодонецку и Лисичанску окружение и почему там, несмотря на смертельную опасность, остаются тысячи гражданских лиц, DW объяснил глава Луганской ВГА Сергей Гайдай.

Промышленные города Северодонецк и Лисичанск в Луганской области, в каждом из которых до масштабного вторжения России проживало около ста тысяч человек, сейчас самые горячие точки на линии фронта. Впрочем, в Северодонецке до сих пор остаются 15 тыс. мирных жителей, а в соседнем Лисичанске — 20 тыс. Это приблизительные оценки местных властей, ведь сосчитать людей, скрывающихся от непрерывных обстрелов российской армии в подвалах, невозможно.
В обоих городах нет водоснабжения, электричества, мобильной связи и интернета, а угроза полной блокады становится все более реальной. Российские войска, пытающиеся их окружить, стремятся перерезать трассу Бахмут-Лисичанск. Этот путь, который из-за его большого гуманитарного значения называют здесь «дорогой жизни», становится все более опасным. О ситуации в Луганской области корреспонденты DW в Донбассе поговорили с главой Луганской военно-гражданской администрации (ВГА) Сергеем Гайдаем.
— Господин Гайдай, многие считают, что Лисичанск и Северодонецк могут стать следующим Мариуполем. Есть ли еще шанс избежать этого?
— Давать прогнозы во время войны очень тяжело. Луганщина держит линию обороны, все эти три месяца ежедневно обстреливаются позиции наших защитников. Трасса (Бахмут-Лисичанск) полностью простреливается. Безопасно добраться до городов Северодонецк и Лисичанск уже нет возможности. Враг поставил цель полностью захватить Луганскую область. Все усилия сейчас брошены именно против нас, и все возможно. Мы сейчас видим, что Северодонецк российская армия просто уничтожает. Они обстреливают весь город. Им все равно, есть ли там гражданские, это больница, школа или садик.
— Чего не хватает украинской армии, чтобы защитить эти города?
— Дальнобойной артиллерии. Ее нам не хватает очень сильно. Нам нужны гаубицы, артиллерия — такого класса, как французские «Цезарь» (французская самоходная артиллерийская установка) или американские М777 (гаубицы британского производства, поставляемые Украине США). Это нам нужно, чтобы держать врага на большом расстоянии и выбивать его. Россия ведь выигрывает не военной тактикой. Российские солдаты никогда нормально не воевали — они нападали только на слабого противника. Потому и сейчас они теряют инициативу во многих областях. Тут они месяцами просто расстреливают наши позиции, полностью уничтожают города и уже потом проходят по пепелищам. Если у нас будет дальнобойная артиллерия и достаточное количество снарядов к ней, то мы эту войну выиграем гораздо быстрее.
— Но ведь несколько десятков гаубиц М777 уже поставили?
— Это недостаточное количество. Нам нужно больше — для того чтобы не просто остановить врага, а уж идти в контрнаступление.
— В Лисичанске нам сказали, что в городе остаются более 20 тыс. человек. В Северодонецке также находятся тысячи мирных жителей. При этом ежедневно вывозят всего несколько десятков гражданских лиц. Шанс эвакуировать всех очень маленький?
— Действительно, сейчас шансов уже гораздо меньше, потому что трасса простреливается. Но в течение трех месяцев я каждый день призывал людей эвакуироваться. Мы вывезли более 40 тыс. человек. Многие уехали самостоятельно. То, что люди до сих пор остаются в своих домах, — исключительно их решение. Мы занимаемся эвакуацией, а не депортацией. Мы не можем силой куда-то вывозить людей. И все же, когда мы собираем определенную группу соглашающихся уехать людей, мы их вывозим.
— В Северодонецке и Лисичанске многие сетуют, что гуманитарной помощи недостаточно. Некоторые считают, что власть их бросила, говорят, что вы сами уехали из области и бываете там время от времени.
— Во-первых, власть в городах остается. Да, она не ночует в городах, потому что это опасно. Какой смысл от руководителя города, если он останется без связи, без возможности привезти гуманитарные грузы? От того, что он будет ходить по центральной площади и говорить: «Я здесь, рядом с вами», никакой пользы людям не будет. А мы завезли солнечные панели, в гуманитарном штабе и в больнице есть Starlink. Мы завозим резервуары для воды, сейчас подвозим фильтры для воды и таблетки для ее очистки. У людей есть еда. Тем, что люди остаются, они подвергают опасности всех — и себя, и тех ребят, которые постоянно привозят им воду, лекарства и еду. Поэтому эти упреки вообще неуместны.
— Насколько критична сейчас нехватка продуктов питания?
— У нас нет недостатка на наших складах, у нас сейчас проблема в городах, потому что нет сотни грузовиков, которые могут приехать и сразу привезти необходимое количество. У нас нет достаточно смелых водителей, которые были бы готовы уехать, ведь каждая поездка опасна для жизни. Каждый день отправляем гуманитарные грузы и мы будем их возить, пока будет позволять ситуация с безопасностью. Один мост уже между Северодонецком и Лисичанском разрушен. Еще остались направления, по которым можно проехать, но не по всем из них — на грузовике. Поэтому сейчас мы стараемся привозить гуманитарную помощь в Лисичанск грузовиками, а оттуда уже легковыми автомобилями подвозить в Северодонецк. Конечно, возможностей будет меньше и меньше. Но мы три месяца пытались достучаться до людей, чтобы они уезжали в эвакуацию, потому что, к сожалению, города будут разрушены россиянами — они их уже разрушают.
— В городах на линии фронта военные и техника часто находятся среди гражданских домов. Насколько это оправдано, ведь это вызывает ответный огонь и подвергает опасности мирных жителей?
— А зачем во Вторую мировую войну держали города? Город — это крепость. Так всегда было и, к сожалению, так и останется в любой войне. Что нужно сделать? Чтобы российская армия подождала, пока наши солдаты выйдут в чистое поле, и их просто там расстреляла? Это не 1812 г., когда солдаты выходили в поля, выстраивались и стреляли друг в друга. На нас бросают кассетные снаряды, нас бомбят фосфорными бомбами, расстреливают гражданские дома вместе со школами, с домами престарелых. То есть они по нам стреляют, а мы? Что мы должны делать? Сдаваться? Никто из украинцев не будет сдаваться — никогда в жизни. Это наша земля, и мы будем ее защищать. И если город — это крепость, то мы будем эту крепость использовать обязательно. Россия не предоставила возможности выйти гражданским. Несколько раз, когда были согласованы гуманитарные коридоры в Луганской области, каждый раз эвакуационные автобусы попадали под обстрелы.
— Какая часть территории Луганской области контролируется украинскими силами?
— Только до десяти процентов, к сожалению.
— В Луганской области война длится с 2014 г., было много времени, чтобы подготовиться к наступлению. Почему россиянам сейчас удалось довольно быстро захватить большую часть области?
— У России гораздо больше техники, гораздо больше солдат. Полномасштабное вторжение 24 февраля началось с разных направлений и огромными силами. Здесь уже работала военная тактика, и она сыграла важную роль. Небольшая часть Луганской области осталась под контролем ВСУ. И три месяца ее не могут захватить. Мы до сих пор защищаем Луганщину и сковываем огромное нашествие российской армии. Если бы мы держали территорию по всей границе, то просто растянули бы свои войска, их бы быстро снесли или пробили линию обороны, и мы, возможно, сейчас воевали бы уже в Полтаве. А так мы сдерживаем огромное количество войск, и сдерживаем именно на Луганщине — даем возможность, чтобы пришло то иностранное вооружение, которое нам предоставляют с огромным опозданием и не в том количестве, которое мы ждем.