Мать военного из Чечни рассказала о вторжении в Украину — Строительный портал ПрофиДОМ

30-летний житель Чечни Салман участвует в российском вторжении в Украину с 24 февраля. Мать военнослужащего пыталась помешать его отправке на войну, но безуспешно.

О том, как участие в боевых действиях изменило ее сына, и об ожидании «на пороховой бочке» мама Салмана рассказала в интервью «Кавказ.Реалии».
56-летняя Халимат (имя изменено) овдовела, когда ей было 30. Ее муж пропал без вести в конце августа 1996 г. в Грозном после штурма, когда он ездил навестить свою старенькую мать, позднее все же удалось идентифицировать его тело и похоронить. Халимат сама воспитала троих детей. Две ее дочери замужем, у них свои семьи, а 30-летний сын Салман с женой и тремя детьми живет с мамой.
Халимат не имеет образования, поэтому единственное место, куда ей удалось устроиться на работу, — сельская школа, здесь она проработала более 20 лет «техничкой». Как она вспоминает, времена были тяжелые, платили мало, и поэтому приходилось подрабатывать: в зимне-весенний сезон продавала черемшу, а во время летних каникул трудилась на стройках, и это было хорошим подспорьем для семьи.
Халимат радуется, что ей удалось дать единственному сыну высшее образование, хотя оно ему и не пригодилось. Салман закончил экономический факультет Грозненского университета. Учеба давалась нелегко, но «еще сложнее оказалось найти работу по специальности с достойной зарплатой и в районе, и в городе», признается женщина.
— Три года назад весной через своего друга сын узнал, что идет набор в дислоцирующийся в Веденском районе батальон «Юг» (отдельный специальный моторизованный батальон «Юг» Северо-Кавказского округа Росгвардии). Но, чтобы устроиться на службу, нужны были 200 тыс. руб. Я сначала долго спорила с сыном, не хотела его пускать в военные структуры, я всегда мечтала, чтобы у него была мирная профессия, но ситуация в тот момент была критической, моей пенсии и зарплаты практически не хватало.
— У Салмана к тому времени уже была семья?
— Да, у сына была жена и двое сыновей. Вы же знаете, как много нужно молодым для жизни… Хочется обеспеченной и комфортной жизни, как и у других, и я сдалась. Решили взять в банке кредит, с его зарплатой и с моей пенсией потянем, мол. Только успели мы расплатиться с банком, вздохнуть, как в Украине началась война. За месяц до событий сын намекнул, что их, возможно, отправят на границу с Украиной, успокаивал меня, что не стоит волноваться, что стрельбы не будет, «постоим-вернемся», отшучивался он. Мне было неспокойно. И когда война все-таки началась, до последнего мне казалось, что его не отправят туда, ведь у него было уже трое детей на иждивении, да и у меня здоровье оставляет желать лучшего.
— Как сын сообщил вам, что он отправляется на войну?
— «Мама, как я буду своим друзьям в глаза смотреть?» — это было первое, что он мне сказал. В соцсетях он подружился с ребятами из Украины, и несколько лет назад он ездил с ними на заработки в Сочи. Они даже в Чечню приезжали, у нас дома были, ездили в Кезеной-Ам, хорошие такие. Почему-то сразу про друзей он вспомнил. Им в батальоне каждый день говорили: едем завтра. И так продолжалось уже вторую неделю. Для всей нашей семьи это был ужас, и он повторялся каждый день. Я днем и ночью молилась за него, до последнего надеялась, что не отправят.
— И все же отправили.
— Да. В первое время я не могла ни спать, ни есть, не выпускала телефон из рук, боялась, что не услышу звонок от него. А стоило лишь вздремнуть, мне снилась война, обстрелы, грохот. Такое чувство, будто я живу на пороховой бочке и не знаю, когда она взорвется.
— Вы думали о людях с той стороны? Ваш сын с оружием пошел против них, а они вынуждены бежать из своих домов, взяв в охапку детей, скитаться по всему миру, как чеченцы когда-то.
— Мне очень жаль украинский народ, тех людей, которые погибают там каждый день. Я видела, как мирные жители с детьми прячутся в метро, как их освобождали с какого-то завода, как их дома разрушают, подвергаются обстрелу дороги, по которым люди убегали от войны.
— Вы смотрите российское телевидение?
— Нет, я умею пользоваться интернетом, я смотрю в тик-токе, в инстаграме, на фейсбуке читаю. Российские и чеченские СМИ говорят, что «наши воины защищают свою родину». Не понимаю, зачем свою родину защищать на чужой территории?
— Уже полгода прошло с момента вторжения. Что ваш сын думает об этой войне? Он рассказывает, что там действительно происходит?
— Он всячески избегает этой темы. Я спрашиваю: «Ну, что там, как там, расскажи мне». — «Мама, зачем тебе эти подробности? Хвала Всевышнему, я жив-здоров и сижу рядом с тобой, лучше скажи мне, как твое здоровье», — переводит он разговор. Но я вижу по его глазам, что он потерял радость жизни. Салман сам по себе очень открытый, общительный, большой заводила был. Сейчас он очень изменился, постарел. Угас он внутри. Пару месяцев назад он был ранен в плечо, мы попытались как-то откосить его по состоянию здоровья, но все безуспешно. Моя старшая дочь замужем, живет в Санкт-Петербурге. Она обращалась там в одну организацию, я не буду ее называть, нам дали юриста, успели с ним проконсультироваться, только закралась надежда, и ничего не вышло.
— Почему?
— В Украине на тот момент не было возможности получить справку о его ранении, а потом, когда запросили в ростовском госпитале, отказались фиксировать травму. Возможно, не хотели давать вот эти обещанные Путиным выплаты за ранение, или я даже не знаю. Врачи в госпитале написали, что его травма не входит в утвержденный правительством перечень, то есть не страховой случай. Потом Салман закрыл этот вопрос.
— Еще до отправки на войну были возможности избежать этого?
— Вы думаете, я не пыталась? Втайне от Салмана я тщетно искала встречи с его командиром, чтобы умолять его не отправлять сына в Украину. Каждый день с утра, как на работу, я направлялась к воротам здания батальона и ждала командира Салмана. Каждый раз на КПП мне отвечали, что «он сейчас не на месте» и «сегодня не будет». Один раз там, в охране, попался добрый парень, он поинтересовался, зачем мне встречаться с командиром. Я ему все рассказала, он обещал передать ему мою просьбу. Еще несколько дней я надеялась на какое-то чудо, но пару раз командир моего сына делал вид, что не видит меня, а потом и вовсе запретили подходить к воротам. После этого моя сестра мне посоветовала обратиться к падишаху Рамзану Кадырову через ватсап, рассказать, что Салман — единственный кормилец, что у него на иждивении жена, трое детей, а у меня сахарный диабет и гипертония. Двоюродная сестра Салмана по отцу очень грамотная девочка, она работает в министерстве юстиции, и я попросила помочь мне в составлении текста. На другой день она должна была передать мне бумагу с текстом, а вместо нее к нам в дом ворвался мой деверь, ее отец. Он был зол и кричал на меня: «ты хочешь нас опозорить, все едут на войну, подумаешь, и твой среди них будет». Он категорически запретил мне писать главе Чечни или обращаться к командиру батальона, в котором служил мой сын, да и вообще с кем-либо говорить об этом.
— У вашего деверя есть сыновья?
— Да, двое в Украине находились. У одного была контузия в первый же месяц вторжения, его комиссовали, а второй сейчас в двухнедельном отпуске дома.
— Ваш сын получает какие-то выплаты?
— Да, какие-то небольшие деньги, зарплату он получает ежемесячно.
— Вы все еще надеетесь получить компенсацию за его ранение?
— Так нет же справки! Видит Аллах, мне не нужны эти деньги, я считаю, что они харамные. Мой сын там не за деньги, он там находится вынужденно. Я молюсь, чтобы скорее закончилась эта война и чтобы все сыновья вернулись живыми и здоровыми. За что он воюет? Да ни за что, он там оказался по приказу, от безысходности. С нашего села многих туда отправили, мы с некоторыми матерями держим связь, у нас есть свой чат в ватсапе.
— И о чем говорят матери в ватсапе?
— На самом деле я не думаю, что они за войну, за убийства, или не боятся за своих детей, не сочувствуют украинцам… Вы же знаете, какая ситуация, люди боятся сказать лишнего слова. Говорят, что они там «защищают нашу родину» и что «на нас хотели напасть». Я отвечаю, что так не напали же на нас, это мы напали.
— Это вы так отвечаете в чате?
— Нет, про себя.
— Сын звонит вам? Где он сейчас?
— Насколько мне известно, сейчас он не принимает участие в боевых действиях, он в группе тех, кто патрулируют те участки, которые находятся у них под контролем. В последнюю побывку так мне сказал Салман. Каждый день созваниваемся, и я не слышу по телефону взрывы, стрельбу не слышу, поэтому мне немного спокойнее теперь, чем раньше.