Чиновники от экономики оказались не готовы к вторжению в Украину — Строительный портал ПрофиДОМ

Наступит ли дефолт, какая инфляция ждет Россию, выйдут ли россияне на протесты и какую мысль сейчас пытается донести российское правительство?

На эти и другие вопросы в прямом эфире «Настоящего времени» ответил Аркадий Островский, редактор отдела «Россия» журнала Economist.
— Технический дефолт, которого в итоге избежала Россия, — это еще не дефолт?
— Вы знаете, я не специалист по дефолтам. Я думаю, что он рано или поздно наступит. Мне не кажется, что это самая главная, честно говоря, часть того, что сейчас происходит, включая экономику.
— А что главное?
— Мне кажется, что главное сейчас — довольно катастрофическое падение экономики, нарушение цепочек поставок на российские предприятия компонентов, оборудования, запчастей и так далее, которые фактически могут остановить производство. Мне кажется, что важна сейчас инфляция, мне кажется, что важны сейчас очереди, исчезновения большого количества наименований с полок магазинов, очереди в аптеку. Мне кажется, что сейчас это гораздо более существенно.
— Какой вы прогнозируете рост инфляции?
— Я не прогнозирую, мы просто видим, что происходит. Я думаю, что в такой ситуации, на самом деле, прогнозировать реальные этапы падения экономики и роста инфляции очень тяжело. Мы видим, что она набирает скорость примерно в 2% в месяц, можно помножить на 12. Я думаю, что 20-30% годовая инфляция вполне может быть, мне кажется, что сжимание экономики, падение экономики — это, конечно, никакие не 7% и не 8%. И я думаю, что мы просто никогда не находились в такой ситуации, мы не знаем, потому что ни на одну страну такого количества санкций с такой скоростью не накладывали. Поэтому я думаю, что могут быть разные сценарии, могут просто закончиться определенные продукты, то есть, наверное, уже заканчиваются фрукты, овощи, могут просто какие-то вещи начать заканчиваться в течение 2-3 месяцев.
— А почему? Потому что они поставлялись из-за рубежа?
— Да, потому что, во-первых, в российской экономике только импорт готовой продовольственной продукции составляет примерно 25-30%, это много. Но дело даже не в этом. Не то что не будет каких-то иностранных импортируемых продуктов, а то, что в собственных продуктах, которые как бы импортозамещение, там очень большая скрытая составляющая импорта на самом деле.
— Вы имеете в виду в производстве?
— Да, в производстве. Например, если на этой упаковке написано, что это российское мясо, оно, конечно, российское мясо, но бычки, которые завозились, из которых это мясо потом производилось, они были в Россию привезены, конечный продукт был российским. Условно говоря, если что-то производится в России, но это производится на иностранном оборудовании, для которого нужны запчасти, или если в каком-то продукте есть импортная составляющая, то чтобы заменить эту составляющую, потребуется определенное время. Понятно, что это можно попытаться сделать через Китай, но Китай должен сначала произвести, у него должны быть мощности, он должен это профинансировать, должен это поставить — это все занимает время. Поэтому я думаю, что в Москве перебоев с продуктами, наверное, не будет, но мы уже сейчас видим перебои с сахаром в провинции. И в регионах России может быть ситуация совершенно иная — будут возвращаться очереди и так далее. Поэтому мне кажется, что это, поскольку мы говорим не о спокойном состоянии экономики, не о каком-то финансовом кризисе, а мы говорим о состоянии острейшего политического и военно-политического кризиса, то тут обычные механизмы не работают. Поэтому я думаю, что поскольку нас интересуют не долгосрочный рост российской экономики или падение этой экономики, не стагнации, поскольку мы находимся сегодня не в спокойном состоянии, а в состоянии динамического кризиса, то нас интересуют, естественно, те эффекты, которые эта экономическая динамика может иметь на политическую и военную повестку в стране. Мне кажется, что это сейчас главное. Я не думаю, что можно обсуждать, какие прогнозы будут по экономическому росту в России в ближайшие пять лет, понятно, что даже КПД для ваших зрителей — довольно смешная история, потому что непонятно, что будет через две недели.
— А как это может влиять на военную ситуацию?
— Понимаете, на военную ситуацию это может влиять тем, что на решения, которые будут приниматься в отношении дальнейших военных действий и, соответственно, попыток найти какое-то мирное урегулирование.
— То есть ослаблять позицию России в переговорном процессе, вы имеете в виду? Заставлять выводить войска из Украины?
— Проблема в том, что все решения принимает один человек, который, собственно, придумал, в голове которого родилась эта война. Поэтому я думаю, что, конечно, весь блок правительства России, особенно экономическая часть этого блока, которая уж точно не знала о планах начала такой войны и не очень готовилась к ней, понятно, что они в состоянии полного шока, стресса. И, наверное, пытаются донести до Кремля, сказать, что, конечно, Путин и ФСБ может поставить их к стенке и расстрелять как национал-предателей, но от этого курс рубля не укрепится, продукты в магазинах не появятся, инфляция не замедлится. Насколько это весомые аргументы для Путина, я не знаю.
— Российские граждане, увидев опустевшие полки, возможно, нехватку продовольствия, потеряв рабочие места и так далее, они будут, по вашим прогнозам, выходить в итоге на антиправительственные протесты или нет?
— Я думаю, что сейчас никто ни на какие протесты, особенно такие, выходить, наверное, не будет, должно пройти какое-то время. Но у меня ощущение, что ситуация развивается с такой скоростью, если она затормозится, вообще все решается сейчас, мне кажется, в военной плоскости, действительно на фронтах. Но если предположить, что как-то можно стабилизировать ситуацию, хотя я не очень вижу, честно говоря, пути стабилизации военного и политического кризиса, но если предположить, что эта ситуация как-то стабилизируется, наверное, должно пройти какое-то время — шесть месяцев, год, — чтобы мы увидели политический эффект. Мне просто не кажется, что этот год есть сейчас на положение, которое сейчас мы видим.
— Украинцам тоже так не кажется.
— Я думаю, что российским генералам тоже так не кажется.