GetWF.com — информационно-строительный ресурс Новосибирска.

По оценке эксперта по безопасности Райнера Сакса, Россия сейчас оккупирует примерно 20% территории Украины. Для Москвы это слишком большой кусок, и она может легко лишиться достигнутого, особенно на юге Украины.

«Многое из того, что они сейчас захватили, — для них слишком большой кусок. Они не смогут это контролировать, особенно районы, захваченные на юге. Кроме того, им не удалось выстроить там какие-либо альтернативные властные структуры», — сказал Сакс в эфире радиостанции Vikerraadio.
По его мнению, России не удастся долго удерживать захваченную часть южной Украины. На востоке ситуация несколько сложнее, поскольку там у России гораздо лучше логистическая доступность — более короткие пути снабжения и сообщения и шире возможности задействовать ресурсы.
«Посмотрим, там прямой военный результат важнее. А на юге эта власть может развалиться просто потому, что они не смогут там управлять. С другой стороны, они будут в состоянии гораздо дольше вести оборонительную войну на фронте, когда они прекратят наступление», — сказал Сакс.
Он также разделил убежденность премьер-министра Великобритании Бориса Джонсона в том, что Украина способна вернуть утраченные на сегодняшний день территории.
«У Украины есть такая возможность. Они тоже не идеальны, они делают ошибки, ошибаются, все идет не так хорошо, как им хотелось бы. Но они все-таки продвигаются к достижению своих целей. Самое главное, что в Украине борется весь народ, борется за свою свободу и, на самом деле, за свое выживание. У них все равно нет выбора. В конечном счете, они это сделают», — сказал Сакс.
Он отметил, что боевые действия в ближайшие недели будут продолжаться, и у Украины сейчас нет никакой причины брать паузу в боях, поскольку это очевидно пошло бы на пользу России.
«Мы видим, что российские силы способны проводить крупные наступательные операции только на очень маленькой, ограниченной территории, что свидетельствует об истощении их ресурсов. Действия Украины направлены на истощение России. Если они смогут добиться успеха в ближайшие пару недель, то у них, безусловно, будет возможность вернуть утраченные территории», — сказал эксперт.
Поскольку Россия, не достигнув своих первоначальных целей, потерпела неудачу в войне, ей нужна определенная тактическая пауза, некое перемирие.
«Замороженный конфликт очень хорошо устроил бы их в этом плане, особенно если они еще смогут добиться политической инициативы на международном уровне, стать стороной, которая оказывает давление на Украину. На данный момент это не достигнуто, и Украина отказалась от таких переговоров», — пояснил Сакс.
«Я думаю, что на Западе также в целом поняли, что российский президент и не собирается искать политическое решение. Дипломатическое решение нельзя искать за счет украинского народа. Я думаю, все поняли, что единственный выход с Россией — это вытеснить российские военные силы из Украины. Тогда может возникнуть какая-то другая политическая реальность, в которой можно будет хотя бы достичь какого-то более или менее устойчивого компромисса не прямо за счет украинского народа», — добавил он.

Шойгу встретился в Кремле с Путиным и отчитался об «освобождении» самопровозглашенной «Луганской народной республики». Это произошло после того, как украинские военные оставили последний крупный город Луганской области, Лисичанск, и отошли на заранее подготовленные оборонительные позиции. Путин приказал Шойгу дать войскам отдохнуть. Эксперты попытались понять, как будет развиваться ситуация на фронте после этой «передышки».

Прошло уже почти полгода с начала российского вторжения в Украину, и если тогда весь мир с замиранием сердца следил за наступлением армии Путина на Киев, то сейчас наблюдатели неделями обсуждают судьбу небольших районных центров. Аппетиты вооруженных сил РФ, казалось бы, заметно снизились, но директор национальной разведки США Эврил Хейнс по-прежнему уверена, что Россия хочет захватить большую часть Украины.
Другое дело, что, по мнению Хейнс, эта задача для российской армии сейчас недостижима. По ее словам, есть три варианта развития событий: крупный российский прорыв на фронте, стабилизация нынешней линии фронта Украиной и затяжной конфликт, во время которого Россия будет добиваться незначительных успехов.
Какой из этих сценариев наиболее вероятен? Может ли Украина отвоевать хотя бы часть территории, оккупированной после 24 февраля? Почему, несмотря на поставки западных вооружений, украинские войска потеряли Северодонецк и Лисичанск? На эти и другие вопросы по просьбе «Радио Свобода» отвечает аналитик независимой расследовательской группы Conflict Intelligence Team (CIT) Кирилл Михайлов.
— Давайте посмотрим на ситуацию с точки зрения поддерживающего Украину пессимиста. Два варианта, и оба плохие: в первом Россия берет передышку после оккупации Луганской области и продолжает медленно захватывать как минимум всю территорию Донецкой области. Второй вариант — Украина стабилизирует линию фронта, Россия укрепляется на новых позициях в так называемых «ДНР» и «ЛНР», а частично оккупированные Харьковскую, Запорожскую и Херсонскую области использует как рычаги для политического влияния на Украину, например, на переговорах — по сути, так же, как она делала с Донецкой и Луганской областями после 2014 г. Где в этих сценариях найти утешение тем, кто желает Украине победы?
— В долгосрочной перспективе эта ситуация работает в пользу Украины. В принципе, об этом говорим не только мы в CIT, об этом говорят, например, аналитик Майкл Кофман, западный эксперт по российской армии, потом говорит и Игорь Стрелков (Гиркин). Украина будет пользоваться такой передышкой точно так же, как и Россия: даже в большем темпе продолжать мобилизацию, продолжать обучение своих сил. Если передышка затянется, это будет означать, что те силы, которые сейчас мобилизуются в Украине, удастся лучше подготовить, а не бросать их на фронт без особого обучения и экипировки, как это происходило во время первого этапа битвы за Донбасс. Если поставки западного оружия будут производиться в том же темпе, это даст возможность подготовить какие-то не просто обученные, но и хорошо оснащенные резервы и попытаться перехватить инициативу, провести какое-то масштабное контрнаступление, например, на херсонском направлении. Когда говорят о том, что будет делать Россия, забывают о том, что в это время делает Украина. Вот мой ответ на пессимизм.
— Передышка, действительно, будет работать на обе стороны, но у России все равно по-прежнему остается гораздо больше людских резервов, а мы все чаще слышим мнение экспертов о том, что техника — это хорошо, но главное в конечном итоге — это количество людей, которое та или иная армия может мобилизовать в свои ряды. Казалось бы, здесь у России историческое преимущество, которое сложно чем-то перебить.
— Историческое преимущество — да, но мы видим, что российская власть не торопится его реализовывать. По тем или иным причинам Путин не объявляет мобилизацию. Скорее всего, он опасается, что это пошатнет поддержку военных действий. В принципе, мы уже видели, что российский режим не в состоянии массово принуждать к чему-то российское население, как ни странно это звучит. Можно вспомнить даже ту ситуацию, когда в России не смогли ввести на национальном уровне QR-коды во время ковидного карантина. Даже на вакцинацию и соблюдение карантина российское население было сподвигнуть сложно, что уж говорить о мобилизации. Кроме того, неизвестно, есть ли ресурсы для оснащения людей, есть ли ресурсы для их обучения. Техника учебных танковых полков уже воюет в Украине, а значительная часть тех людей, которые должны были их обучать, отправляются в бой с резервными батальонами. При этом «скрытая мобилизация» в виде подписания краткосрочных контрактов продолжается, мы видим, что формируются какие-то новые части, однако оснащены они уже гораздо хуже, чем те, которые заходили 24 февраля, и я бы не стал делать из этого слишком серьезной проблемы для Украины. Конечно, при этом нельзя говорить, что российская армия «выдохлась», нельзя говорить, что у нее нет резервов, поэтому продолжать наступление примерно в том же темпе она может еще какое-то значительное время. Мы не знаем, хватит ли этих сил на оккупацию полную Донецкой области, но стоит вспомнить, что перед войной спрашивали: а хватит ли этих сил на оккупацию всего левобережья Украины, то есть половины страны? Сейчас уже задаются вопросом: а сможет ли Россия захватить Донецкую область? Настолько реальные возможности российской армии оказались меньше тех, которых все боялись.
— Украинские военные говорят о больших проблемах с доступностью той западной военной помощи, которая поступает в Украину. Почему в одних источниках мы видим, как установки РСЗО HIMARS успешно уничтожают российские склады боеприпасов очень точным огнем, но при этом на карте ситуация меняется, пусть и медленно, лишь в пользу России. Что может переломить это? Вопрос в количестве тяжелой техники, или в ее качестве, или в чем-то еще?
— Я думаю, именно количественное наращивание этой военной помощи, даже если она будет поступать в том же темпе, что и до сих пор, на каком-то этапе качественно начнет менять ситуацию на фронте. Какие-то последствия применения этой техники мы уже видели. Вспомнить, например, того же блогера Андрея Морозова, который воюет на стороне так называемой «ЛНР»: он сокрушался, что уничтожение склада боекомплекта в Красном Луче 16 июня привело к тому, что недостаток снарядов стал ощущаться в наступающей группировке, которая занималась взятием Лисичанска и Северодонецка. По отсутствию каких-то кадров уничтоженной украинской техники, по тому, что пишут те же блогеры с российской стороны, мы видим, что россиянам не удалось ни окружить полностью Лисичанск и вообще весь этот выступ, ни устроить украинцам что-то вроде иракского «шоссе смерти», когда США в 1991 г. успешно атаковали отступавшие иракские части, что привело к окончательному разгрому армии Саддама. Ничего подобного Россия повторить оказалась не в состоянии.
— К вопросу о США: видите ли вы какие-то тактические приемы, которые украинская армия заимствует у американской?
— Сложно сказать, потому что мало кто готовился к такой масштабной войне. На европейском континенте ничего подобного не было если не со Второй мировой войны, то с Югославии. Мало у кого сейчас в принципе есть опыт подобных конфликтов. Если мы посмотрим на опыт армии США в последние годы, это в основном конфликты низкой интенсивности, за вычетом войны в Ираке в 2003 г. После 2003 г. армия США никогда не противостояла крупному организованному противнику. Я не думаю, что есть какие-то специальные вещи, которым американская армия могла научить украинскую на тактическом, оперативном уровне. Но на уровне владения техникой, на уровне подготовки отдельных бойцов — да, американские инструкторы, которые продолжают работать с украинцами в Европе, это, конечно, очень полезно. И локально это может изменить ситуацию. Была даже статья про американского нацгвардейца, который до войны работал инструктором, обучал украинцев обращаться с «Джавелинами», а потом у него случился инсульт и он поехал к себе на родину. Началась война, и в результате он практически стал работать «техподдержкой» «Джавелинов»: его бывшие ученики ему звонят по мессенджерам и спрашивают, что делать, если что-то не работает, а он им отвечает в свое свободное время. Такая помощь на локальном уровне неоценима.
— Мы видим, что у России понемногу начинается дефицит не только снарядов и ракет, но и тяжелой техники — какие-то совсем уж старые танки идут на Запад из глубин востока России. Это действительно может стать проблемой для Москвы? Или количественные запасы этой старой техники неисчерпаемы?
— Это уже является проблемой, хотя бы потому, что эти Т-62М поехали на запад потому, что они, как ни парадоксально, были лучше готовы, потому что их использовали, например, при репетициях мобилизационных мероприятий в 2018 г., на учениях «Восток». Это достаточно устаревший танк: экипаж — четыре, а не три человека, потому что нет автомата заряжания. Эти Т-62 последний раз воевали в 2008 г. в Грузии, опыта их использования у многих танкистов нет. Да, это проблема, но эта техника все еще может действовать на поле боя не сильно хуже, чем самые старые модели Т-72, которые стоят на вооружении российской армии. «Джавелину» все равно — Т-62 перед ним или Т-72, он его поражает с одинаковой эффективностью. С другой стороны, мы не видим расконсервации тех же Т-72 или БМП-2. Мы считаем, что проблема в том, что эти машины, которые составляли основу парка танковых и мотострелковых войск, были за последние годы в значительной степени разобраны на запчасти. Производство запасных частей в достаточном количестве не велось, поэтому те танки, которые были на хранении, использовались для текущего ремонта той техники, которая стоит на вооружении. Сейчас оказалось, что большая часть Т-72 непригодна для восстановления, поэтому помимо Т-62 мы видим очень много Т-80, которые также расконсервируются. В сравнении с Т-72 они очень ограниченно использовались российской армией, поэтому значительная их часть уцелела. То же самое мы видим с БМП-1, которые идут на смену БМП-2. Они гораздо хуже себя показывали в локальных конфликтах, например, на Ближнем Востоке, чем более поздние российские боевые машины пехоты. Проблема есть, и данные о том, что у России на хранении есть 10 тысяч танков, следовало бы немножко подправить в сторону уменьшения. Мы не знаем, сколько их точно, но понимаем, что значительная часть современного парка российской техники уже уничтожена или потеряна, а восполняться она будет более старыми машинами, поскольку российская военная промышленность практически не производила танков, за вычетом тех же Т-90, роту которых, как мы недавно видели, примерно десять танков, отправили на фронт. В остальном основой производства была модернизация старых моделей, и даже в таком формате она составляла, по-моему, до 300 танков в год. Российской армией уже потеряно как минимум 800 танков. Российская промышленность не в состоянии оперативно расширить их производство, хотя бы учитывая, что значительная часть комплектующих, те же прицелы и так далее, были западного производства. По словам военного эксперта Павла Лузина, уже сейчас нужно четыре года, чтобы восстановить российский танковый парк, а дальше эта проблема будет только усиливаться.
— Еще одна проблема для Украины, которая, на первый взгляд кажется неразрешимой, это крылатые и квазикрылатые ракеты, такие как Х-22. Одной из таких недавно был разрушен жилой дом и пансионат в Одесской области, до этого — ТРЦ «Амстор» в Кременчуге. Таких ракет у России, по оценкам экспертов, могут быть еще сотни, если не тысячи. Да, они старые, их называют «летающими бревнами», они редко попадают точно в цель, но их много и они несут с собой огромный заряд взрывчатки. Сбить их системами ПВО крайне сложно, долетают они до любой точки Украины, Украина простреливается полностью этими ракетами, хоть с территории Беларуси, хоть из акватории Каспийского моря. Что-то можно этому противопоставить?
— К сожалению, нет. До сих пор ни одна страна не решила проблему перехвата крылатых ракет противника. Если мы вспомним 1991 г., Ирак, те же американские системы ПВО «Пэтриот», которые считаются суперсовременными, плохо показали себя в борьбе с иракскими «Скадами», то есть доработанными советскими ракетами Р-17. Сейчас Саудовская Аравия, на вооружении которой стоят самые современные системы противовоздушной обороны, не в состоянии полностью защитить свою нефтяную инфраструктуру от атак хуситов, которые получают баллистические и крылатые ракеты, в том числе от Ирана. Выстроить оборону от таких ракет современными силами, наверное, не может ни одна страна. С точки зрения Украины плюс в том, что российское ракетное превосходство не сопровождается должной разведкой целей и скоординированностью действий. Пророссийские блогеры вопрошают: почему бы не уничтожить мосты через Днепр? Потому что, как мы видели по опыту ударов по мосту через Днестровский Лиман, чтобы привести его в негодность, потребовались десятки ракет. В Украине очень разветвленная инфраструктура, поэтому уничтожить все мосты, чтобы перекрыть снабжение, практически невозможно. Если говорить об ударах по каким-то нефтяным объектам, это оказало определенное влияние на мирное население — в первую очередь, вызвало подорожание бензина, но Украина сейчас зависит от поставок топлива из-за рубежа, а это означает, что если железнодорожная инфраструктура не будет выведена из строя, что практически невозможно, то украинская армия будет получать топливо в достаточном количестве. Точно так же России не удается наносить удары по маршрутам поставок западных вооружений. Единственные удары, которые российские силы сейчас наносят, они наносят по целям, которые известны им по картам 1990-х гг. Либо, как могло быть в случае с ударом по Кременчугу, по каким-то данным 2014 г., когда украинские СМИ писали, что там ремонтируют БТРы. Нормальной разведкой целей ракетные удары не сопровождаются, поэтому какого-то масштабного урона именно украинской промышленности или военным возможностям они нанести не в состоянии. К сожалению, продолжают гибнуть мирные жители, однако теория, что такие удары могут сломить сопротивление местного населения и принудить его к миру, она уже несколько раз опровергнута. Она опровергнута, например, действиями нацистов, которые пытались массово бомбить Великобританию, действиями англо-американских союзников, которые пытались принудить нацистов к миру путем уничтожения их жилья, американцами во Вьетнаме, которым также не удалось стратегическими бомбардировками принудить северный Вьетнам к миру и прекращению поддержки вьетконговских повстанцев. А ведь все эти кампании, о которых я сейчас говорю, были в разы крупнее и смертоноснее, чем ракетные обстрелы Украины. Поэтому, к сожалению, мирные жители будут продолжать погибать, и нельзя сказать, что это не является какой-то частью тактики России, но я не думаю, что это окажет какое-то решающее воздействие на ход войны.
— Давайте коротко пробежимся по всем изначальным направлениям российского вторжения. С севером, казалось бы, все понятно — российская армия отступила, при этом продолжаются обстрелы Чернигова и приграничных районов. Какова, на ваш взгляд, вероятность нового наступления на этом направлении? Может быть, российская армия извлекла уроки из своего поражения здесь и готовит новую атаку с учетом работы над ошибками?
— Если российская армия извлекла из этого хоть какой-то урок, то он должен заключаться в том, что эта территория плохо пригодна для наступления. Она лесистая, местами заболоченная, что заставляет наступать исключительно по дорогам, которые неплохо простреливаются. Кроме того, чтобы обеспечить там наступление, придется отвести практически все наличные силы из Донбасса, которые еще способны к наступательным действиям, это займет много времени и будет заметно хотя бы по тем же видео с движущейся российской техникой. Это позволит Украине перегруппировать и, в свою очередь, подвести свои силы, а расстояние для переброски сил у Украины меньше, то есть Украина сможет к этому подготовиться. Я думаю, что всерьез такой вариант никто не рассматривает. Что до наступления на Киев с территории Беларуси, например, то я хотел бы напомнить, что в разговорах про то, что западное оружие не должно применяться по территории России, Беларусь не фигурировала, то есть никто не обещал не применять его по территории Беларуси. А в ситуации, когда, допустим, Беларусь становится активным участником войны, какие-то удары по оперативным тылам на территории Беларуси вполне возможны. Я думаю, что это должно учитываться при планировании подобных операций, и крайне сомневаюсь, что новая атака с севера возможна.
— Много сообщений о контрнаступлениях ВСУ на юге, чуть ли не об украинских военных на снайперской дистанции от пригородов Херсона. Насколько все это серьезно и угрожает русским позициям в этом районе?
— Нужно понимать, что российские силы занимают на этом направлении гигантский 800-километровый фронт, и фактически сейчас он прикрывается только поредевшими 49-й и 58-й армиями, которым отправляют в подкрепление принудительно мобилизованных граждан Украины из отдельных районов Донецкой и Луганской областей (что, не устаю повторять, является военным преступлением со стороны России как оккупирующей державы). В той же статье, где говорится про якобы «снайперскую дистанцию», написано, что украинцы сталкиваются в Херсонской области и с проблемами: это действия российской артиллерии на открытой местности, определенный недостаток сил, серьезные потери. Да, мы видим, что продолжаются бои за те или иные села, их освобождают, это происходит в определенном темпе, но сейчас пока рано говорить о большом контрнаступлении. Мне кажется, что те ограниченные наступательные действия, которые там проводят украинцы, решают две задачи. Первая — это обеспечить себе более выгодные позиции для начала масштабного контрнаступления, и второе — это отвлечь часть российских сил из Донбасса, чтобы облегчить ситуацию тем украинским силам, которые сейчас защищают Донбасс. Опять же, существует определенная проблема с недостатком западных вооружений на этом направлении. Там действует какое-то количество американских гаубиц М-777, но если новые установки HIMARS, поставка которых ожидается уже в этом месяце, будут действовать на этом фронте, то это должно если не переломить, то серьезно изменить ситуацию, то есть вызвать у российских сил проблемы со снабжением, боеприпасами и так далее в результате высокоточных ударов, как мы уже видели в Мелитополе. Давление создается такими атаками и какими-то партизанскими и полупартизанскими действиями с участием украинских спецслужб, как, например, недавний взрыв железнодорожного моста под Мелитополем. Все эти действия, так или иначе, должны продолжать ухудшать положение российских войск на этом направлении, они выглядят наиболее перспективными именно для контрнаступательных действий в какой-то обозримой перспективе.
— Харьков — единственный крупный украинский город, к взятию которого Россия, пожалуй, была ближе всего. Пока основной российский кулак сосредоточен на оккупации Луганской и Донецкой областей, изредка поступают сообщения об успешных контратаках украинской армии под Харьковом. Есть ли у Украины шанс полностью деоккупировать Харьковскую область?
— Здесь я бы сделал отсылку к посту украинского волонтера Романа Доника, который объяснял, почему Украина не будет полностью деоккупировать Харьковскую область и выходить на границу с Россией. Да, можно, конечно, устроить на госгранице показательное втыкание флага, но зачем? В таком случае, во-первых, эти силы будут обстреливаться с территории России. Во-вторых, как мы понимаем, российская реактивная артиллерия в состоянии бить по Харькову так же с территории России, то есть выход на госграницу проблему обстрелов Харькова не решает. Однако само по себе это контрнаступление сделало важную вещь: отодвинуло от Харькова ствольную артиллерию, ослабив градус обстрелов города. Хотя, к сожалению, там продолжают гибнуть люди. Скорее всего, у украинцев недостаточно сил для того, чтобы угрожать российским линиям снабжения на изюмском направлении, которые проходят через оккупированные Волчанск и Купянск. С другой стороны, как мы понимаем, этих сил будет достаточно в случае применения дальнобойных ракетных систем, тех же HIMARS или M270. Когда они будут поставлены, они вполне смогут наносить удары по этим линиям снабжения и логистическим центрам, особо не отъезжая от Харькова. Сейчас же какие-то серьезные контрнаступательные действия на этом направлении, скажем так, непродуктивны.
— Наконец, вернемся в Донбасс. Как долго, на ваш взгляд, Украина сможет удерживать оставшиеся под ее контролем территории Донецкой области? И что вообще может помешать россиянам взять Славянск и Краматорск по той же схеме, что они взяли Северодонецк и Лисичанск?
— Давайте для начала посмотрим на Северодонецк и Лисичанск, на эту операцию. Когда Шойгу говорит про 14 дней, которые на нее потребовались, он несколько лукавит. Эта операция началась с попаснянского прорыва, который был в начале мая, после этого российским войскам пришлось брать оперативную паузу, и только после нее возобновилось наступление. Вся эта катавасия длилась практически два месяца, а ведь речь идет о небольшом выступе. При этом россиянам так и не удалось именно реализовать какой-то серьезный прорыв старой линии соприкосновения в районе Донецка: Авдеевка не взята, как и Марьинка, как и Красногоровка. Получается, что даже на этом направлении наступать они не могут. Что касается севера Донецкой области, на границе с Луганской областью, там украинцы подготовили, как мы понимаем, тыловую линию обороны по линии Бахмут — Соледар — Северск. Вопрос, конечно, в том, насколько эффективно они смогут ее удерживать, но дальше у Украины есть и другие линии обороны, например, линия к востоку от Славянска и Краматорска, в районе Дружковско-Константиновской агломерации. Эта агломерация сама по себе огромная, она если не по населению, то по размерам больше Мариуполя. Окружить ее теми силами, которые есть в наличии у России сейчас, практически невозможно. Эти «прогрызания» украинской обороны будут продолжаться в том же черепашьем темпе, с теми же огромными потерями с обеих сторон, с несколько большими потерями с российской стороны, хотя в значительной части сейчас это мобилизованные с оккупированных территорий. Тем не менее, как полагает тот же Майкл Кофман, это все еще затянется на июль-август. Как далеко россиянам удастся продвинуться — сказать не берусь, но, на мой взгляд, для полной оккупации Донецкой области им может потребоваться не менее нескольких месяцев. Те резервы, которые Россия соберет для этого, будут по итогам битвы за Донбасс полностью или почти полностью истощены. Мы об этом говорили, еще когда она начиналась, 18 апреля, когда говорилось о планах окружения всего Донбасса. И сейчас мы от своих слов не отказываемся: считаем, что по истечении этих нескольких месяцев российская армия вряд ли сможет продолжать наступление, например, на Харьков. К тому времени уже могут быть подготовлены для контрнаступления украинские резервы.
— В последние недели много пишут о кадровых перестановках в руководстве российской армии. Какие из них вы считаете важными? И свидетельствуют ли они о том, что российское командование пытается учиться на своих ошибках?
— Мы уже устали следить за этой генеральской чехардой, там с самого начала меняются командующие армиями, группировками (они же военные округа), всей операцией, которой, как сообщалось, командовал Дворников, а теперь — генерал Жидко. Проблема в том, что российская армия — это результат многих десятилетий отрицательного отбора, когда по карьерной лестнице продвигались наиболее тупые и наиболее услужливые. Искать среди генералов каких-то решателей проблем, каких-то гениев тактики и стратегии сложно. Да, есть генерал Лапин, генерал Суровикин, о которых сейчас говорят как о победителях битвы под Лисичанском, но и им не удалось выполнить задачу-максимум. Задача-максимум была — окружение значительной группировки украинских сил и ее уничтожение. Это им не удалось. Несмотря на то что Шойгу рапортует о каких-то окруженных и уничтоженных группировках, о каких-то тысячах захваченных танков, уже двое суток прошло с занятия Лисичанска, но мы не видели ни одного видео ни с пленными, ни с трофеями. Я не думаю, что в российской армии есть хоть кто-то, кто как-то качественно отличается от своих коллег, которые уже поплатились местами за свои неудачи на фронте. К тому же, как мы видим, в российской армии процветает кумовство: даже командиры, которые понесли огромные потери, тот же сын генерала Лапина, который командовал первым танковым полком и положил половину этого полка, получил за это орден Жукова из рук отца. В принципе, это говорит очень много о российской армии. С таким подходом получается, что «вы, друзья, как ни садитесь, а в музыканты не годитесь».
— Возвращаясь к тому, о чем говорила директор Национальной разведки США Эврил Хейнс: насколько вероятным для вас выглядит сценарий долгой, выматывающей, позиционной войны, растянутой минимум на год, а то и больше, в расчете на то, что на Западе в результате усталости от войны и сопутствующих неудобств придут к власти сторонники примирения любой ценой? И если не он, то какой сценарий вероятным видите вы?
— С военной точки зрения мы не можем сбрасывать со счетов такой сценарий. Возможна ситуация, когда ни у одной из сторон не будет сил для масштабных наступлений, хотя какие-то тактические изменения на карте мы все равно будем продолжать видеть. Да, чисто с военной точки зрения эта война может растянуться надолго. Что касается политической точки зрения, то я, конечно, совершенно не эксперт в этом вопросе, но давайте просто посмотрим на страны, которые больше всего помогают Украине. Это США, в которых президентские выборы ожидаются только в 2024 г., а в Конгрессе наблюдается проукраинское большинство. Это Германия, в которой выборы прошли только в конце 2021 г., и получается, что та правящая коалиция, которая, со всеми оговорками, настроена на помощь Украине, остается у власти в обозримой перспективе. Это Франция, которая выборы тоже провела совсем недавно. Это Польша, где оппозиция настроена не менее проукраински и не менее негативно по отношению к России, чем правящая партия. Это страны Балтии, в которых тоже по поводу российско-украинской войны царит проукраинское единодушие. Или, например, Канада, где любое правительство будет вынуждено, так или иначе, учитывать интересы и предпочтения своего канадско-украинского электората, а это значительная часть избирателей. Я не думаю, что в какой-то обозримой перспективе настроения ключевых стран, которые оказывают поддержку Украине, могут значительно измениться.

Один из экс-руководителей ЮКОСа, заочно приговоренный в России к пожизненному заключению за организацию убийства миллиардер Леонид Невзлин живет в Израиле с 2003 г. Он называет себя не политиком, а спонсором российской оппозиции.

В программе «вТРЕНДde» Невзлин рассказал DW о том, почему Путин никогда не нажмет на ядерную кнопку, что должен сделать Запад, чтобы остановить войну в Украине, и почему сам он верит в Учредительное собрание 2.0 в РФ.
— Ваши посты в соцсетях становятся по мере продолжения так называемой путинской «спецоперации» все более гневными. Вы пишите, что российское общество просто не хочет знать, что происходит. Что дает вам основания так думать, ведь вы не живете в России уже двадцать лет?
— Люди приезжают из России, я с ними разговариваю о том, что там происходит. Есть люди, которые называют войну войной, Путина — военным преступником, а Украину — жертвой агрессии. Им там стало жить некомфортно, потому что они живут среди людей, большая часть которых просто не хочет ничего знать о том, что происходит. И когда с ними начинают говорить, что есть Буча, Ирпень, там убивают людей, они говорят, «это все неоднозначно, это прямо нас не касается, нам хорошо в зоне комфорта». Эти люди хотят продолжать жить так, как они живут, и не думать о том, что на самом деле происходит. Это меня беспокоит, потому что у людей отключены определенные эмоциональные центры. Вроде бы их работа никак не связана с тем, что делает Путин. Но они приносят  доход в бюджет этого режима. Значит, де-факто участвуют в том, что делает Путин.
— Вы хотите, чтобы они бросили детей, карьеры и вышли на улицу с лозунгом «Долой Путина» под дубинки и под посадки?
— От этих людей я ничего не хочу. Те люди, которые хотели уехать, сразу уехали. А те люди, которые остались в таком законсервированном состоянии, будут продолжать жить в этой ситуации, пока она их не накроет медным тазом. Пока в стране не произойдет то же самое, что и в конце Советского Союза при Брежневе, когда не было ничего, и все ездили в Москву, чтобы что-то купить. Дальше будет скучная несчастная жизнь, которая не дает ни им, ни их детям никакой перспективы: отсутствие связей с Западом, отсутствие необходимости знать языки, технологическое и иное отставание, а потом ограничение выезда. Они из-за своей политической инертности останутся жить в Советском Союзе. Политическая инертность — большое достижение путинского режима. Это продолжение идеологии советского режима.
— Мы говорим о меньшинстве. А большинство?
— Я, честно говоря, живу в меньшинстве и думаю о меньшинстве. Большинство меня в меньшей степени волнует. Я противник пролетарских революций и не считаю, что кухаркины дети могут управлять государством. В государстве должна быть серьезная система образования и конкуренция, дающая возможность наиболее умным и активным людям пробиваться вверх как в области бизнеса, так и в области чиновничества, политики. Эта система сейчас разрушена, она стоит на кухаркиных детях. Если так дальше пойдет, то никакой перспективы у будущих умных людей, кроме как уехать, я не вижу.
— Многие говорят, что Путин заложил бомбу под будущее страны. Россия может распасться?
— Распад распаду рознь. Как убежденный антиимперец я считаю, что Россия для того, чтобы быть страной счастливой и полноценной, обязана распасться (не будем уточнять, что такое распад, потому что это уже такой длинный разговор), чтобы собраться снова. Так или иначе, в тех или иных частях, в которых будет комфортно людям жить. Ведь страна для людей, а не люди для страны. Единственный путь сохранения и улучшения качества жизни в России, приведение ее к нормальной демократической стране — это так называемый распад. Это может произойти по-разному. Вся история о том, что распад Советского Союза прошел бескровно, оказалась сказкой, это была отложенная кровь. И сейчас мы видим продолжение распада СССР, который осуществляется теми же постсоветскими людьми, которые совершали распад СССР в начале девяностых.
— А гражданской войны номер два не боитесь в России?
— Та война была построена на идейных противоречиях. Сейчас я не вижу «белых» и «красных». Я вижу шариковых разных мастей. Я не знаю, что они могут делить в форме гражданской войны. Но драка за границы между регионами и республиками может произойти, как это любят люди с имперским сознанием.
— В нынешних условиях что может делать антипутинская оппозиция?
 — Существует два радикальных субъекта. Это команда Навального и «Форум свободной России» Каспарова, которые выступают за ликвидацию путинского режима и установление режима нормальных людей в России. Дальше у них расходятся взгляды. Но это две реальные силы, которые хотят разрушить режим революционным путем, потому что другого пути нет. И это будет продолжаться, естественно: возникнут элементы подполья и партизанщины. Это диалектика. Внутренний протест в России колоссальный. Люди жгут военкоматы.- Жгут единицы, а Соловьева смотрят миллионы.
— Если бы эти миллионы знали, что завтра их не повяжут и не посадят, то они выходили бы на протест или писали бы «Нет войне» на стенах домов. Власть лишила их такой возможности, она им дает выбор между тем, чтобы самовыразиться и сесть или не садиться. Я не призываю людей садиться или декларировать, что они против войны или считают Путина военным преступником, если они находятся там. Я никого не хотел бы подвергать риску. Люди, которые уехали, обязаны заявить позицию, чтобы мы точно понимали, кто они. Уехавшие переждать путиноиды — типа Чубайса и всех таких либералов, или это люди, которые порвали с этим режимом и готовы работать, чтобы изменить ситуацию в России.
— Но, возвращаясь к оппозиции и ее двум лагерям. Чем они отличаются? Надо ли им искать единство, чтобы повлиять извне на происходящее?
— С точки зрения свержения преступного режима Путина, им не надо искать единство. Они едины, но у них разные аудитории: у кого-то моложе, у кого-то старше, у кого-то более боевые, у кого-то менее. Но это будет работать, люди не хотят так жить, и появится нормальная молодежь, которая будет в России оказывать всевозможное сопротивление. Естественно, что если мы сейчас видим затишье после бури, когда всех посадили, возбудили дела, это не значит, что это навсегда. Власть не сможет справиться со всем населением и держать всех в страхе.
— Вам скажут, Россия — это люди, которые воюют в Украине, устраивают Бучу, мечут ракетами по торговым центрам.
— Я не буду возражать. Девяностые, тучные 2000-е гг. многих научили жить хорошо, как в Европе. В Москве, Санкт-Петербурге, частично Екатеринбурге. Но на всю Россию они повлияли значительно меньше. Те потери, которые сейчас несут регионы (в том числе в области продовольствия, товаров, одежды), значительно меньше влияют на людей там, чем в Москве. У Путина огромная электоральная поддержка людей, которые привыкли жить плохо и могут жить еще хуже, они объединяются под какой-то прекрасной идеей специального русского народа, который самый сильный, самый лучший, богоносец, путиносец — не знаю, как это все назвать. Но люди разные, это долго не будет продолжаться.
— Не долго — это сколько?
— Зависит от этой войны. Если Путин будет держаться и продолжать побеждать в разных местах и направлениях, а также закидывать ракетами мирное население Украины и вызывать ужас у нормальных людей, то это будет рефлексировать на Россию, и Россия будет жить в таком подавленном режиме. В ней будет разрушаться система образования, медицинская система, будут массово останавливаться заводы из-за отсутствия импортных запчастей, будет огромная безработица, не будет зарплаты. Если эта война кончится быстро, то ситуация будет другой. Если она кончится, не дай бог, победой Путина, то он закрепится, и надолго.
— Тут возникает вопрос о роли Запада в продолжительности этой войны. Провели саммит «Большой семерки» — добавили санкции, провели саммит НАТО — усилили восточный фланг НАТО в странах Балтии, в Польше и так далее. Что еще Запад может сделать?
— Вопрос состоит в том, насколько Запад и НАТО, и Европейский Союз, и США будут де-факто помогать Украине в войне. Я и тогда говорил, и сейчас повторю — небо над Украиной надо было закрывать.
— Вам скажут, что это мировая война с Россией.
— А что изменилось? Сейчас прошли определенные стадии поставок вооружений — красные линии пройдены, а войны нет. НАТО пришел в Финляндию и в Швецию, приблизился к Санкт-Петербургу — пройдены очередные красные линии, а войны нет. Следующей красной линией станет то, если там разместят атомное оружие. Литва и другие страны Балтии ведут себя так, как должны себя вести люди, которые находятся на переднем крае потенциального нападения.
— То есть Путин слабый?
— Он шантажист. Путин слаб, потому что у него мало карт в колоде, кроме ядерной кнопки, тактической или стратегической, у него ничего нет. Не понимаю, зачем рубить хвост кошке по чуть-чуть. Ей же больно. Надо сразу отрубить хвостик кошке весь. Помучилась чуть-чуть — и без хвоста.
 — Отрубание хвостика — смена режима в России извне?
— Отрубание хвостика — это военная помощь Украине по-настоящему: закрытие неба и придание Украине такого вооружения, которое позволит ей защитить себя, достать до российской территории так, чтобы Путину мало не показалось. Если ему этого не хватит, то надо переходить к военным действиям со стороны НАТО против России и объявлять ему войну. После этого он садится на задницу, и все. И просит мира.
— Люди, которые принимают такие решения, должны понимать — возможно, если Путин откажется сдаваться, это будет третья мировая война. А если так на него надавить, что путинский режим рухнет, то после этого будет хаос. В России будет одна большая Буча от Калининграда до Южно-Сахалинска. И этого многие боятся. Почему этого обязательно, с вашей точки зрения, не будет?
— Если бы в свое время Черчилль, Сталин, Эйзенхауэр, а потом Трумэн рассуждали так же, то Гитлер владел бы миром уже давно. Против лома нет приема. Другого лома у Путина нет. Путин не нажмет ядерную кнопку. Или нажмет ее вторым, но будет поздно.
— Что должна требовать Украина? Победы с возвращением Крыма?
— Она загнана в условия, что ей больше нечего требовать. В нынешней ситуации они должны дойти до победы и вернуться к границам до 2014 г. Тогда это победа Украины.
— Это реально?
— В этом году пока нет. А что будет в следующем, вполне реально. Все зависит опять же от того, как будет себя вести Запад. Любой не выигрыш Путина является его поражением навсегда. Если он проиграет эту войну (надеюсь, он проиграет), его сметет его же население, и тут ему точно ничего не поможет.
— Кто придет к власти в этом случае? Люди из прежнего режима?
— Сначала кто-то придет из его окружения, а потом надо будет решать вопрос, что делать с экономикой и со страной. Будет формироваться некое коалиционное временное правительство, чтобы Запад с ним разговаривал. Потому что ни с какими сечиными, мишустиными и прочими ковальчуками Запад разговаривать не будет. А санкции надо снимать, иначе кушать нечего будет. И никакое временное правительство после Путина народ не удержит, потому что народ удерживается на Путине и его обещаниях.
— Есть вариант прихода каких-то людей из окружения Путина. Есть оппозиция революционная, есть вероятность, что все это поползет и будет какой-то хаос и распад. Как-то очень грустно. Есть ли повод для оптимизма?
— Повод для оптимизма есть, потому что возникает конструктивная сила. Она возникла на базе Антивоенного комитета. Это люди, которые думают о будущем России, о том, какая она должна быть. Это люди типа Михаила Ходорковского, Сергея Алексашенко, Сергея Гуриева, Юлии Латыниной, Любы Соболь, Евгения Чичваркина. Они понимают, что уже сегодня надо готовиться к тому, что будет потом. Думаю, что эта третья часть оппозиции самая перспективная, потому что они могут сформулировать, что делать, как делать, и каждый из них не претендует стать президентом или премьером. Поэтому они будут хорошо восприняты и обществом, и Западом.

Во вторник, 5 июля, россияне обстреляли Славянск. Удар пришелся, в том числе, по городскому рынку. В результате погибли двое мирных жителей, множество пострадавших.

Британская разведка называет Славянск следующим городом, где будет ключевая битва. В городе с каждым днем становится все более опасно, городские власти призывают эвакуироваться.
Мэр Славянска Вадим Лях рассказал «Настоящему времени», как продвигается линия фронта и как люди покидают город.
— Наш корреспондент рассказывал, что как будто бы ближе звучат взрывы, звуки обстрелов. Как далеко, по вашей информации, сейчас от Славянска российские военные?
— На самом деле линия фронта не изменилась, она уже не меняется почти месяц: проходит по речке Северский Донец. Враг находится в направлении Лимана на расстоянии 10 километров, на направлении Изюма — где-то порядка 30 километров, на направлении Святогорска — где-то порядка 20 километров. Артиллерия доставала и раньше, но таких обстрелов не было. Могли обстреливать и раньше. Здесь, я думаю, неудачные попытки форсировать реку, атаки в Богородичном — то есть фронт не двигается уже фактически месяц — враг компенсирует такими обстрелами городского мирного населения.
— Объясните эту ситуацию с рынком. С одной стороны, понятно, что люди, которые остаются в городе, должны где-то покупать продукты. Но несмотря на то, что обстрелы участились в последние дни, почему рынок продолжал работать? Почему там находились люди?
— На сегодняшний день работают все магазины, супермаркеты, потому что на сегодняшний день в городе остается порядка 23 тыс. жителей, которым просто необходимо делать покупки. Предвидеть ракетные удары мы, конечно же, можем, потому что когда идет их запуск, звучит воздушная тревога. Но обстрел артиллерии в дневное время — это второй за неделю. Поэтому здесь выводы делать, конечно, надо, но я не думаю, что здесь можно как-то предугадать. Тем более, если раньше удары наносились по окраинам города, то это первый удар, который попал в центральную часть города.
— Вы сказали, что сейчас остается в городе 23 тыс. человек. А сколько было до войны?
— Порядка 100 тыс.
— То есть, условно, 75% выехали?
— Да, эвакуация продолжается каждый день. Она активизировалась в последние дни. Постоянно призываю людей выехать, потому что еще много людей находится в городе — четверть населения, среди них дети. Каждый день ходят автобусы, они везут в направлении Днепра — это безопасное направление. И сегодня тоже люди выезжают. Количество желающих выехать увеличилось в три-четыре раза. К сожалению, стимулом для такого отъезда являются человеческие смерти. За все это время у нас погибло 17 человек, 67 получили ранения.
— А почему люди не выезжали раньше? Что они сами говорят? Они не верили, что российская армия доберется до Славянска?
— Разные причины. Кто-то боится оставить свое имущество, кто-то мотивирует тем, что ему не на что ехать, хотя эвакуация происходит с размещением, с питанием. То есть люди не брошены. На самом деле я думаю, что есть несколько факторов, один из них психологический. Люди вообще не выезжали за пределы области. И сейчас покинуть дом для них — это очень сложно психологически. Но, как я говорю, ничего нового не будет, будет все так же, как в Северодонецке, в Лимане, в Лисичанске, как в Изюме. То есть сначала люди отказываются, а потом, когда их кварталы и жилье обстреливают, они остаются в одних тапочках, не успевая взять даже личные вещи, оказываются в эвакуационной машине. Иногда даже военные эвакуируют людей. Конечно же, тогда все меняется, но уже, наверное, поздно. А правильные решения нужно делать вовремя.
— В Славянске предприятия, которые находились в городе, сейчас вывезены?
— Многие предприниматели вывозили оборудование на протяжении всего времени. Предприятия практически все остановились, кроме сферы обслуживания и магазинов, и люди старались вывезти оборудование. Этот процесс продолжается и сейчас.
— Если говорить про подготовку к наступлению. Две недели назад наши источники в украинской армии говорили, что в Славянске на тот момент не было даже окопов. То есть город на тот момент не был готов к обороне. Как сейчас выглядит ситуация?
— Не могу с вами не согласиться. В самом городе, конечно, окопы, как третья линия, еще не везде есть. Во-первых, еще и люди воспринимают это пока с непониманием, с отторжением. Но врага нужно встречать все-таки не в городе, а на его подступах. И оборонительные сооружения строились с первого дня российской агрессии. Этот процесс продолжается, он бесконечный, как я говорил.
— Можете раскрыть, как ведется эта работа?
— Пока не могу ничего говорить на этот счет. Здесь работа совместная. Но еще раз хочу сказать, что основные рубежи — это все-таки не уличные бои, а город готовится отбивать атаки врага на его подступах. Поэтому то, что сегодня враг стоит на месте, как я уже сказал, в течение месяца, — это как раз говорит о том, что у военных нормальные укрепления, и их мужества, отваги и профессионального опыта хватает для того, чтобы сдерживать врага.
— А по тем прогнозам, которые есть у вас, россияне могут наступать на Славянск только с востока?
— Нет, где будет сейчас главный удар — предположить сложно. Возможностей у них достаточно. Поэтому лично моих знаний не хватит для того, чтобы определить силу главного удара и откуда он будет сделан.
— Как работают больницы в городе? Насколько я понимаю, в том числе в Славянск должны привозить раненых военных?
— Военными занимаются военные. Они не попадают к гражданским. А по гражданским — здравоохранение работает, врачей не хватает, но нам помогают, приезжают, разворачивают дополнительные койки, разворачивают дополнительную хирургию для того, чтобы оказывать местному населению медицинские услуги. Это сложно, но, тем не менее, делается.
— Вы выезжать из города не собираетесь?
— Нет. По крайней мере, я буду здесь всегда, пока здесь Украина.
— Вы верите, что город не будет захвачен?
— Да, я верю, что город не будет захвачен. Но то, что накал обстрелов будет увеличиваться, — это можно предположить. Потому что мы видим, как разворачиваются события в тех городах, о которых мы с вами говорили уже.
— Вы думаете, что они будут уничтожать все постройки в городе, как и в других городах?
— Да, ничего нового не произойдет. Точно так же начиналось в Северодонецке, точно так же было в Лимане: сначала окраины, затем центр, потом весь город систематически обстреливался. Не думаю, что для Славянска что-то поменяется. Вряд ли он несет для них какой-то сакральный смысл.
— А бомбоубежища в городе готовы к тому, о чем вы говорите?
— Бомбоубежища готовились с самого начала. Они готовы, там есть запас продуктов, медикаментов. Он не находится пока в бомбоубежищах, потому что люди пока не находятся в них постоянно. Все-таки они пытаются пока находиться дома, в своих подвалах, оборудованных местах. Но некоторые уже используются.
— Это подвалы или промышленные предприятия?
— Нет, это бомбоубежища промышленных предприятий, которые были сделаны еще в советское время.
— Такие же, как на «Азоте» и на «Азовстали»?
— Вряд ли такие же, конечно, там своя система. Но что-то похожее иногда встречается.

В государственной Объединенной судостроительной корпорации (ОСК) и на Лебединском горно-обогатительном комбинате рабочим предлагают принять участие в боевых действиях на территории Украины. Об этом сообщает The Moscow Times со ссылкой на четырех сотрудников предприятий.

По словам одного из источников, рабочим предлагают подписать добровольный контракт с частной военной компанией (ЧВК) или с Министерством обороны РФ. Он добавил, что сотрудникам «Адмиралтейских верфей» обещают зарплату в 300 тыс. руб. в месяц. Начальник одного из цехов вызвал 20 человек в кабинет и выдал им повестки в военкомат, добавил второй рабочий.
Издание утверждает, что аналогичные предложения от руководства поступали рабочим Балтийского завода, который тоже входит в ОСК, передает «Настоящее время».
«Повестку дали одному уже немолодому нашему сотруднику, который прошел Вторую чеченскую войну», — пояснил один из рабочих.
По данным издания, на Балтзаводе также принудительно собирают деньги на гуманитарную помощь для мариупольцев.
Один из сотрудников Лебединского горно-обогатительного комбината, входящего в «Металлоинвест» миллиардера Алишера Усманова, сообщил изданию, что провел два месяца «в командировке» в Украине в одной из ЧВК. Он утверждает, что в отделе кадров рабочим предлагают взять отпуск без содержания с сохранением рабочего места и зарплату за службу в 205 тыс. руб. в месяц. Комбинат расположен в Белгородской области.
Ранее издание «Важные истории» сообщало, что в исправительных колониях Санкт-Петербурга и Ленинградской области появились вербовщики из «ЧВК Вагнера». Они предлагают заключенным поехать на Донбасс в составе ЧВК. Им обещали зарплату в 200 тыс. руб. и амнистию, а в случае гибели — компенсацию для семей в 5 млн. руб.
Ряд СМИ публиковал в последние недели материалы о так называемой скрытой мобилизации в России — как правило, речь идет о вербовке добровольцев. Кремль неоднократно отрицал существование планов объявления мобилизации или отправки в Украину солдат срочной службы.

Фонд «Вернись живым» стал первой в Украине волонтерской организацией, которая получила лицензию на закупку за границей товаров военного назначения. Нужно ли разрешать волонтерам покупать оружие для ВСУ?

Когда государство не справляется, на помощь в Украине часто приходят волонтеры. «Дорогие украинцы, этот день настал. Мы покупаем Bayraktar!» — объявил недавно телеведущий и волонтер Сергей Притула — украинцам хватило трех дней, чтобы собрать достаточно средств на приобретение четырех турецких беспилотников Bayraktar. Закупить их планировалось через предприятия-специмпортеры. Турецкий производитель, однако, предоставил эти беспилотники Украине бесплатно, а собранные средства волонтеры потратили на другие нужды для военных.
Другой волонтерский центр «Благотворительный фонд «Вернись живым»» пошел еще дальше и решил сам стать специмпортером, зарегистрировавшись в Государственной службе экспортного контроля Украины как субъект международной передачи товаров, в частности, военного назначения. Это значит, что волонтеры этого фонда теперь могут не только собирать деньги на нужды армии и через посредников закупать все необходимое, а сами обращаться к производителям оружия и военного снаряжения, подписывать контракты и официально завозить приобретенное в Украину.
«Особенность нашего фонда в том, что мы — юридическое лицо и мы работаем только «в белую», только через банковские счета, не используя личные карты или счета физлиц для сбора благотворительных средств», — объясняет юрист благотворительного фонда «Вернись живым» Руслана Величко.
Она не видит ничего удивительного в том, что волонтерская организация получила разрешение на специмпорт, в том числе и летальное оружие. По ее словам, законодательством это не запрещено.
«До этого мы покупали все необходимое для наших военных у посредников, а именно у предприятий-спецэкспортеров (импортеров). А получив лицензию, мы теперь можем покупать все напрямую у иностранных производителей. Это значительно удешевляет товар. Мы теперь сами себе специмпортеры и не зависим от кого-то», — отмечает волонтер.
В фонде «Вернись живым» надеются, что это значительно сэкономит такое драгоценное на фронте время для поставок современного оружия.
DW обратилась с официальным запросом в Государственную службу экспортного контроля Украины с просьбой объяснить, кто и как может получать в Украине лицензию на спецэкспорт и импорт товаров, включая летальное вооружение, и прокомментировать, справляются ли предприятия-спецэкспортеры (импортеры) с поставкой оружия для нужд Вооруженных сил Украины (ВСУ). На момент публикации материала ответа на запросы DW от этого учреждения не поступило.
Как отмечают волонтеры из других организаций, несмотря на то, что международные партнеры поставляют вооружения украинской армии, а Министерство обороны Украины пытается закупать самое необходимое, современного вооружения на фронте все равно не хватает.
«Мы покупали современные винтовки, снабжали магазинами, рожками, патронами, тепловизорами, дальномерами на снайперские винтовки — все что нужно бойцам, ведь сейчас реально не хватает оружия», — рассказала DW Ирина Прудкова, волонтер из Мариуполя, которая помогает ВСУ и добровольческим батальонам еще с 2014 г.
«Того, что нам поставляют из-за границы, не хватает, потому что наше оружие тоже уничтожают, как и мы их оружие», — констатирует Прудкова.
По ее словам, волонтеры работают с военными напрямую: командиры озвучивают потребность, волонтеры собирают деньги и завозят приобретенное снаряжение и оружие на передовые позиции. Это ускоряет поставки и помогает избежать излишней бюрократии.
«У нас есть взаимодействие с бойцами, командирами бригад, батальонов и подразделений. Ведь у нас бюрократия в Минобороне никуда не делась», — говорит Прудкова.
Волонтерские организации ищут товары двойного назначения повсюду, где могут: тепловизоры или дальномеры завозятся в основном из-за границы как гуманитарная помощь, рассказала Прудкова. А вот оружие, объясняет она, покупают преимущественно на внутреннем рынке у посредников. Ведь привезти его из-за границы просто так невозможно. Для этого необходимо иметь государственную лицензию на экспорт и импорт товаров военного назначения.
Такую лицензию до сих пор имели только специальные предприятия, зарегистрированные в Государственной службе экспортного контроля Украины. И вот этот список пополнился волонтерской организацией.
«Сейчас специмпортеры заняты государственным оборонным заказом. А этим оборонным заказом все нужды не закроются, у государства на все не хватает средств. А наш фонд профессиональный, профильный. У нас работает много бывших военнослужащих. Почему бы нам не взять на себя ответственность и не поставлять это самим, поскольку мы это делаем быстрее, качественнее и тише», — говорит Руслана Величко из фонда «Вернись живым».
Эксперты удивляются, как благотворительный фонд мог получить лицензию на импорт товаров военного назначения.
«Все, что касается оружия и боеприпасов, подлежит системе экспортно-импортного контроля. Это государственный контроль, международные стандарты, есть правила на ввоз этой категории товаров. Кроме того, продавцу ты должен показать сертификат конечного потребителя. Есть те, кто занимается специализированной торговлей оружием, а благотворительные фонды не должны этим заниматься, потому что это не их профильная деятельность», — прокомментировал содиректор программ внешней политики и международной безопасности, координатор международных проектов Центра Разумкова Алексей Мельник.
Величко с такой критикой не согласна и советует также другим благотворительным фондам и волонтерским организациям, специализирующимся на помощи армии, официально регистрироваться как специмпортер.
«Нельзя, чтобы Украина превратилась в Сомали. Если ты везешь товар военного назначения, двойного использования, это все должно учитывать и контролировать государство. Это все не должно потом перепродаваться. Если кто-то везет товар двойного использования как гуманитарный груз, но потом не ставит его на учет в воинской части, это большая проблема», — отмечает волонтер.
Руслана Величко признает, что получить разрешение ее фонду было нелегко: пришлось подготовить большое количество документов и пройти спецпроверки. Официально импортировать вооружение фонд «Вернись живым» может с марта, но сообщил о получении лицензии только недавно.
«У нас все есть, в том числе и сертификат конечного потребителя. Мы уже купили комплекс Bayraktar и боекомплект к нему, но не хотели говорить об этом, пока он не доехал туда, куда нужно. Мы выполняем все требования: склады и перевозчик должны быть сертифицированы, кроме этого, это — контроль на всех звеньях, валютные контроли, финансовые мониторинги. Но все равно это быстрее и значительно экономит деньги благотворителей, чем покупать через посредников», — отмечает Руслана Величко.

Армия РФ продолжает наступление на Донбассе. Украинские военные ради сохранения личного состава и техники предпочитают временно отступить.

О текущей ситуации на фронте, о планах и настроениях бойцов в эфире «Настоящего времени» рассказал Петр Кузик, командир украинского батальона «Свобода», воюющего на Донбассе.
— В американском Институте изучения войны говорят, что Россия готовит наступление сейчас на Бахмут и Северск в Донецкой области. Подтверждается это и вашей информацией? И можете ли предположить, каким будет это наступление?
— Да, это очевидно. Очень большие потери, когда штурмовали Рубежное. И им нужно сейчас подвезти новые резервы, поэтому они обрабатывают сейчас эти места. Тактика не меняется: это артиллерийский террор. Они ведут артиллерийский огонь практически без разбора.
— В этом же институте говорят, что российское наступление вряд ли будет успешным. А вы как считаете?
— Я знаю, что оккупанту будет тут очень непросто, потому что те попытки атак, которые они предпринимали буквально накануне, были просто уничтожены. Они об этом сейчас не говорят, потому что есть такая завеса, что они зашли в Лисичанск. Но те попытки, которые они предпринимали после этого, полностью были уничтожены. Возможно, это связано с тем, что у них очень много выбитых подразделений, и еще не подошли свежие подразделения. А возможно, просто с тем, что их потенциал падает.
— Британская разведка говорит, что, наоборот, российским войскам, наконец, удалось наладить эффективную коммуникацию на Донбассе. Вы заметили в коммуникации какие-то изменения?
— Да, и это тоже, к сожалению, правда. Где у них есть преимущество: в количестве танков, в количестве артиллерийских стволов и боекомплектов. И коммуникация между корректировщиками БПЛА (беспилотные летательные аппараты) и артиллеристами, честно говоря, у них стала намного качественнее. Они знают, что это их преимущество. Они понимают, что у них есть преимущество в количестве стволов танковых, артиллерийских. И это их единственное преимущество, и они активно его используют. По моему мнению, эволюция украинских контрбатарейных систем растет намного медленнее, чем мне хотелось бы. Но очевидно растет. Вы видели в Северском Донце, как пусть и уже не очень быстрыми темпами, но очень эффективно уничтожается их артиллерия. Сейчас эти темпы наращивают. Если эти темпы удастся сберечь, то это будет переломным моментом.
— Как бы вы еще нашим зрителям, которые не военные люди, объяснили вообще в целом ситуацию на фронте?
— Она тяжелая, потому что нашим украинским защитникам приходится выдерживать шквальные артобстрелы. Мы считали, что нам просто не давали высунуть голову из укрытия за час. Это довольно неприятная с непривычки ситуация. Но, во-первых, наши бойцы уже к этому привыкли. Во-вторых, мы эффективно защищаемся. Настроение у нас такое, что мы ждем приказа к наступлению. Нам всегда тяжело оставлять украинские города, отходить. Более того миф, и даже я был в его власти, что Донецкая и Луганская область поддерживают российскую оккупацию. Это неправда. Население настроено проукраински и поддерживает украинскую армию. Кроме того, украинская армия с каждым днем становится все сильнее. Я бы не хотел успокаивать, становится очень сложно, здесь, действительно, адские условия работы. Но мы к ним уже привыкли. И довольно эффективно защищаемся. И ждем, мечтаем о приказе к наступлению. Верю в то, что рано или поздно, когда все силы и средства необходимые будут, мы очистим Украину до границ.
— А сейчас не хватает оружия для того самого приказа о наступлении? Правильно ли я понимаю?
— Абсолютно. Вы правильно понимаете. Оно есть, но его критично мало. Но оно очень эффективно работает. Уничтожаем командные центры оккупантов, склады с боеприпасами, уничтожаем их батареи, но оружия нужно больше, намного больше. Мы готовы ждать столько, сколько надо, мы выдержим, я даю слово. Мы выдержим столько, сколько надо. Паники никакой нет, подразделения очень злые, потому что нам приходится отходить от украинских городов. И все хотят вернуть эти города обратно. Я говорю не только про свои подразделения, я разговаривал с коллегами из смежных подразделений: у всех одинаковое настроение. Все понимают, что надо немного потерпеть, немного сжать зубы и потом двигаться вперед.
— Можете ли вы оценить потери украинской армии сейчас в боях за Донбасс?
— Хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Потери украинской армии и моих подразделений для меня катастрофические. Но, если говорить статистикой, то они намного ниже, чем у оккупантов. Но качество одного украинского воина, его жизнь стоит намного больше, чем тысячи жизней оккупантов, потому что с нашей стороны воюют люди, которые осознанно защищают свою родину, свою страну. А со стороны оккупанта, там тоже люди, я понимаю, но у меня нет каких-то чувств к ним. Их ценность для меня нулевая. Я был свидетелем, я полевой командир, я лично работаю на позициях, я лично был свидетелем того, как их гнали на наши позиции, на наши пулеметы. Они залегли, и их командиры просто поднимали их в атаку. Мы, конечно, смеялись долго, они посылали командира вслед за русским кораблем. Но я видел, что это нелогичные атаки, их просто гонят на наши позиции, у них есть какие-то сроки и санкции за невыполнение этих сроков. Но вообще неразумно наступать в таком количестве на укрепленные позиции. И мы уничтожали их просто массово. И их такое наступление захлебнулось не просто потому, что там снарядов не хватает, им нужно пополнение живой силы. Они ежедневно теряют намного больше, чем наши бойцы. Но качество их бойцов, сколько бы мы их ни уничтожали, очень тяжело мне терять своих бойцов. У нас погибло 16 бойцов. И для меня это страшные потери, причем гибли командиры подразделений, разведчики, очень много раненых, потому что осколки из-за очень плотного артиллерийского огня. Но в таком соотношении боекомплекта, оснащения и живой силы мы хорошо работаем, качественно. А потом уже грустить по побратимам будем после победы.